К а р л (берет себя в руки и снова садится в кресло). На чем мы остановились?.. — ах да, бургундцы… К тому же тогда и счастье изменило тебе — ты не взяла Париж, ты отступила к Жьену, тебя разбили при Ля-Шарите, — на блеск твоих побед грозила упасть тень поражения… Но твое пленение под Компьеном спасло тебя — ты попала в плен еще победительницей, а не побежденной… ты вовремя попала в плен, Жанна!..
Ж а н н а (с едва уловимой горькой усмешкой). Господь меня и тут не оставил…
К а р л (снова встретился взглядом с куклой). Нет, она просто сверлит меня глазами! Она хочет заставить меня сказать то, чего я не хочу говорить!..
Ж а н н а (оглянулась через плечо на куклу). Она восковая, сир. Железо и воск.
К а р л (раздраженно). Ты тоже была такая! — мягка, как воск, и тверда, как железо… (Встал, повернул свое кресло спиною к кукле; теперь он сидит рядом с Жанной, лицом к огню.) Я бы мог тебя отбить или выкупить, несмотря на сопротивление моего двора… но я был уже король, Жанна, я был сама Франция, и я должен был поступить не по долгу сердца, а по долгу государя… я должен был выбрать между тобой и Францией. (С почти искренним сожалением.) Впрочем, Жанна, короли даже в этом не свободны — в выборе.
Ж а н н а (отсутствующе, не отрывая глаз от пламени камина). Да, сир…
К а р л (раздраженно). Ты не слушаешь меня, Жанна! На что ты так упрямо смотришь?!
Ж а н н а (без умысла). На огонь, сир. Он мне снился всю ночь… Желтое пламя. Оно трещало, и от него шел черный дым… (Посмотрела на него.) Я никогда ни в чем не упрекала моего короля…
К а р л (усмехнулся). А своего милого дофина? — уродца с бритой головой под дырявой шляпой, который обязан тебе всем?! (Взял себя в руки.) Не перебивайте меня, мадам, прошу вас.
Ж а н н а (негромко). Да, ваше величество…
К а р л. Они судили тебя как ведьму, как еретичку, отступившую от бога и церкви… Им нельзя отказать в логике: действовать во славу бога французов — это и значит отступиться от бога англичан, или фламандцев, или испанцев… и наоборот.
Ж а н н а. Я всегда поступала лишь так, как внушали мне именем бога мои голоса…
К а р л (наклонился к ней; настойчиво и тревожно). Ты и вправду опять слышишь свои голоса?.. Они все еще говорят с тобой?! — подумай, прежде чем ответить, Жанна!.. Они опять говорят с тобой, твои, голоса?!
Ж а н н а (не сразу решившись). Нет, сир… Они замолчали в тот день, в Руане, когда я отреклась на кладбище Сент-Уэн…
К а р л (облегченно, будто с его плеч свалился груз неопределенности). Вот видишь… Вот видишь, Жанна!..
Ж а н н а (негромко и твердо). …но они не отступились от нее… от Девы, до самого конца…
К а р л (не понял). Ты говоришь так, словно… (невольно оглянулся на восковую Деву) …словно она и ты…
Ж а н н а (просто и спокойно, ибо она приняла свое решение). Да, сир. Ее сожгли в Руане, восемь лет назад. Но сердце ее не сгорело, и палач бросил его в воды Сены.
К а р л (после долгого молчания; с искренней благодарностью). Да, мадам… она умерла за Францию и своего короля, и это сделало ее бессмертной. (Положил свою руку на руку Жанны.) Но ты жива, Жанна, и я рад этому, и это я выкупил у англичан твою жизнь.
Ж а н н а (с последней болью). Зачем, сир?!
К а р л (искренне). Потому что я любил тебя. Им-то нужно было доказать обвинение и казнить еретичку, чтобы убедить Европу, что я получил корону из рук ведьмы, а не бога. Им было все равно, кого казнить, лишь бы казненная умерла на костре под твоим именем. А мне ты была нужна живая, чтобы, в случае необходимости, засвидетельствовать мое божественное помазание. Впрочем, в этом не возникло нужды — как видишь, корона прочно сидит на моей лысоватой башке. А за деньги англичане переуступили бы мне не только тебя, но и самого господа бога. (Улыбнулся весело и дружески.) Что ни говори, я все-таки не предал тебя!
Ж а н н а (думая о своем). Да, сир… предали меня не вы…
К а р л (с искренним интересом). Кстати говоря, я так и не знаю, кого же сожгли тогда вместо тебя?
Ж а н н а (с печальной торжественностью). Жанну д’Арк, сир… Деву Франции. И ее не забыли…
К а р л (помолчав)
