Ж а н н а (резко). Ты все думаешь о себе, Дюнуа, об одном себе!..
Д ю н у а. Нет! — я думаю о справедливости!.. Воевать и каждый день бросать, как кости на бочку, свою жизнь на копья годонов и лить кровь, свою и чужую, затем лишь, чтоб этот хилый и лысый скряга на троне…
Ж а н н а (строго). Не говори так о своем короле, Дюнуа!
Д ю н у а. О да! — королей, как и отцов, себе не выбирают… Затем лишь, что Карлу Седьмому, — и, увы, не последнему! — мало отвоеванных нами для него Шампани, Лотарингии и Иль де Франса? — ему подавай теперь Бретань, Нормандию, Пикардию, Наварру, Турень?!
Ж а н н а (твердо). Нет Пикардии, Нормандии, Бретани, Наварры — есть Франция, Дюнуа! Есть французский король, и бог возложил на него бремя владеть всей французской землей. Ты француз, Дюнуа, и я француженка, и твой король — француз, и если он призовет нас и велит начать все сначала… (С тревогой.) …Ты посмеешь ответить ему — нет, Дюнуа?!
Д ю н у а (не сразу; серьезно и почти торжественно). Королю я скажу «нет», Жанна. Но тебе… если ты мне скажешь: «Дюнуа, я зову тебя, ты мне нужен, ты нужен Франции!..» Потому что Франция — это ты, а не король. (С прежней горькой насмешливостью.) Но для начала король это должен сказать тебе… Он этого тебе не скажет, Жанна.
Ж а н н а (гневно). Почему?!
Д ю н у а. Потому что он тоже не может прожить дважды свою жизнь, свою нищую молодость, свои унижения… и твои победы, Жанна.
Ж а н н а (как главный и неотразимый довод). Зачем же он призвал меня в Орлеан?!
Д ю н у а (мягко). Затем, чтобы сказать тебе то, что ты услышала от меня. (Улыбнулся ей.) Видишь ли, мой храбрый солдатик, я лучше твоего знаю образ мыслей королей — я ведь хоть и незаконнорожденный, а все же из Орлеанского дома… это как наследственная болезнь, которая передается от отца к сыну, даже незаконнорожденному… Ты вернула ему престол, Жанна, и он этого тебе никогда не простит. Благодарность — роскошь, которая королям не по карману.
Ж а н н а (с грустью нежданного воспоминания). А ведь я была в тебя влюблена, Дюнуа… с первого взгляда, как только увидела тебя на берегу Луары, против Орлеана… (Показала рукою в сторону окна.) Вон там.
Д ю н у а (с нежностью, которую он пытается скрыть за иронией). Когда я увидел тебя тогда, я подумал — и эта девчонка, этот малец, этот крошечный паж с остриженными в кружок волосами, — это и есть та самая Дева?! Но когда я посмотрел в твои глаза…
Ж а н н а (с надеждой). Ты тоже влюбился?!
Д ю н у а (не сразу). Нет… я поверил в тебя.
Ж а н н а (разочарованно). А-а…
Д ю н у а (усмехнулся). В тот день мне нужен был солдат и главнокомандующий, а не…
Ж а н н а (с искренней обидой). Во мне никто никогда не видел женщину… Значит, ты меня не любил?..
Д ю н у а (не сразу). Я женат, Жанна… у меня трое детей.
Ж а н н а (скрывая за улыбкой печаль). Я тоже.
Д ю н у а. И ты была Девой…
Ж а н н а (простодушно). Да, я тогда была невинной.
Д ю н у а. Нет, Жанна. Ты была Девой Франции, недостижимой и недоступной…
Ж а н н а (искренне). Как жаль… а мне казалось тогда…
Д ю н у а. Разве я давал тебе повод?
Ж а н н а. Нет… просто мне этого очень хотелось, Дюнуа. (С печальной улыбкой.) Время наше ушло. И не потому, что все забыто и прошло… и не оттого только, что я замужем и люблю своего мужа. Просто меня опять призвал король, и я снова стану воином и надену латы и остригу волосы…
Д ю н у а (после колебания). Ты снова слышишь твои голоса, Жанна?..
Ж а н н а (с восторгом). Да! — святую Екатерину, и святую Маргариту, и святого Михаила! И ты — со мной! Ведь ты не оставишь меня, Дюнуа?! Наперекор всему, ни о чем не спрашивая, — со мной, опять, вновь, до конца?!
Д ю н у а (с болью отречения). Ты опоздала, Жанна… И ты ведь сама сказала — время наше ушло!..
Ж а н н а (с жалостью и без упрека). Мой бедный Дюнуа…
Д ю н у а. Прости меня, Жанна…
Ж а н н а (неожиданно). Дюнуа… может быть, ты это знаешь? — кого сожгли вместо меня в Руане?!
Д ю н у а. Вместо тебя?! (Глядя ей в глаза, сильно и твердо.) Я верю, я знаю, я уповаю — на костер взошла ты!
Ж а н н а (с требовательной тревогой). Почему, Дюнуа?!
Д ю н у а
