Ж а н н а (борясь с ним). Уйдите… уйдите, прошу вас!.. Пожалей меня! — ведь сын же, сын рядом! Ведь я его мать!..
Д’ А р м у а з (пьяное его вожделение становится все более искренним и нежным). Дай я тебя поцелую… ну дай же!.. Я тебя люблю, Жанна… ты ведь знаешь, как я тебя люблю… Да не рвись ты из рук, ведь я ничего плохого… ты же любишь, когда я…
Ж а н н а (поддаваясь его страсти). Не надо, Робер, я не хочу… я прошу тебя… он все слышит!..
Д’ А р м у а з (целуя ее). …когда я тебя вот так целую… и глажу, и крепко сжимаю… да сними ты это чертово платье…
Ж а н н а (тоже загораясь желанием). Не надо… ну хватит, хватит… потом, Робер, потом, куда ты торопишься… не здесь же… не надо…
Д’ А р м у а з. Надо, Жанна, надо… пусти меня… я же люблю тебя… (Почти стащил с нее платье.) Я же люблю, люблю…
Ж а н н а (сдаваясь). Я тоже… я тоже, Робер… Только не здесь, Робер, не здесь… Иди наверх… Я сейчас приду… я тут же приду, ну иди, Робер, я прошу тебя, иди… не здесь, не надо… я тебя очень люблю, Робер…
Д’ А р м у а з (с нетерпеливым согласием). Хорошо… только скоро! — слышишь, Жанна?! — скорее, Жаннетта!..
Ж а н н а (взяла с пола и отдала ему подсвечник). Иди, иди, Робер… я скоро, я тут же… (Подталкивая его к лестнице.) Я следом…
Д’ А р м у а з (с пьяным шутовским поклоном, кукле). Простите, мадам… рад был познакомиться, госпожа Дева!.. Мне жаль вас оставлять в одиночестве, что поделаешь — я женатый человек, сударыня!.. (Поднимается со свечою в руке по лестнице.) Только ты быстро, Жанна! Я жду, слышишь?! (Ушел.)
Жанна отрешенно, рассеянно подошла к камину, бросила в огонь полено, пламя вскинулось и осветило ее.
Снова стал слышен колокольный перезвон в честь короля.
Лунный луч из окна освещает ясно и светло восковую Жанну.
Жанна взяла второй подсвечник и пошла к лестнице. Дойдя до нее, она вдруг остановилась, повернулась к кукле, словно та ее позвала.
Ж а н н а (кукле; ровно и обыденно). Не суди меня! — тебе этого не понять, ты не знаешь, как это бывает, ты просто не успела этого узнать, тебя сожгли, и ты умерла и не узнала… Ты никогда не любила! — а я люблю, я женщина, я человек, а не кукла из воска и железа… Я люблю и узнала, что это такое!.. И завтра я возьму у тебя мои латы, и мой меч, и мое знамя, завтра тебя уже не будет, буду только я, я, я! — ты не смеешь меня судить! (Ушла вверх по лестнице со свечой в руке.)
Лунный свет, зыбкий и тревожный, замер на железных латах Девы, на ее восковом лице, на белизне ее знамени.
А колокола просто захлебывались радостным разнобоем.
Там же.
Прошло чуть меньше суток — шестой час вечера двадцать девятого июля тысяча четыреста тридцать девятого года. С торжественного обеда в ратуше вернулись Ж а н н а и Р о б е р д’ А р м у а з, Ж а н и П ь е р д ю Л и.
На них нарядные, тяжелые одежды — шелк, подбитый мехом, бархат, золотые цепи на груди у мужчин, нить крупного жемчуга в волосах Жанны.
Жанна радостно возбуждена, хоть и порядком утомилась — обед продолжался не менее четырех часов и был, по обычаю тех далеких времен, обилен и тяжек для желудка. Робер д’Армуаз мрачен и раздражен — дает себя знать похмелье после вчерашнего ужина с друзьями. Братья дю Ли весьма навеселе, но каждый по-своему: Жан еще высокомернее и надменнее обычного, а Пьер погрузнел и подобрел, утратив на время свою яростную нетерпимость.
Ж а н н а. Я боялась за обедом, что корсаж на мне просто-таки лопнет!..
П ь е р (с хмельным благодушием). Да уж они мастера по этой части в Орлеане!..
Ж а н н а (подошла к пологу, заглянула в комнату сына). Что маленький, Мари? — он хорошо поел? (Зашла за полог.)
П ь е р. А фазан, фаршированный каштанами?! А перепелки в сметане?! А…
Д’ А р м у а з (с хмурой ворчливостью). Вам хорошо, господин дю Ли, а мне каково было после вчерашнего?! — не то что есть и пить — глядеть на еду тошно!..
П ь е р (миролюбиво). А вот я, братец Робер, могу, к примеру, съесть оловянную ложку и переварю ее за милую душу!
Д’ А р м у а з. Вы привыкли с детства к грубой пище, сударь, не удивительно, что у вас луженый желудок.
Ж а н н а (возвратилась в комнату и с наслаждением опустилась в кресло)