— Я не подлизываюсь! Я говорю правду. Я теперь всегда буду говорить вам правду.
— А та девушка? Она достойна нашей семьи?
Макс засмеялся.
— Она потеряла паспорт, — сказал он и зажмурился от воспоминаний. — Разумеется, она не помнит, где и как она его потеряла! Это как раз в духе нашей семьи! И какая-то авантюристка морочила мне голову, представившись её именем. Я точно знаю, что не бывает таких совпадений, но так совпало. Я разговаривал с ней и не догадывался, что она поддельная Елизавета Хвостова и что вот-вот я встречу настоящую…
Он замолчал. Тётки смотрели на него и моргали — кажется, от слёз.
В дверь позвонили, и начался блаженный и радостный кавардак. Приехал дядя Миша, постаревший, но бодрый, с хохолком на макушке. Сколько Макс помнил Мишу, столько помнил хохолок!.. Сначала он был смоляной, потом седой, а нынче стал совершенно белый. Дядя, не слушая ни супругу, ни Марочку, долго с наслаждением ругал Макса за бездушие и бесчувственность, сыпал упрёками, восклицал, потрясал перед Максовым носом худым стариковским пальцем. Потом он вдруг вспомнил, как качал маленького Макса на ноге. Макс садился верхом, и он, дядя Миша, его подкидывал.
Вспомнив, он обнял Макса и, кажется, прослезился. Фуфа поднесла ему капель в рюмочке.
Потом приехал Володя с незнакомой Максу женщиной. Женщина была крупная, неторопливая и красивая. Лицом она напоминала молодую Фуфу, а повадкой — нисколько. Володя сказал, что это его жена, а детей они заперли на Николиной Горе на замок, чтобы не мешали.
— Там целый обезьянник, — объяснила жена и нежно улыбнулась. — Соня привезла своих погостить. Они решили не ходить в школу, а отдыхать на даче. Школа им надоела.
— Вы надорвёте мне сердце! — закричала издалека Фуфа, услыхавшая про обезьянник. — Дети заперты одни на даче?! На замок?!
— Не волнуйтесь, мама, что вы вечно придумываете?! Дети заперты под присмотром взрослых!
Приехали ещё какие-то родственники, которых Макс совсем позабыл, и удивительно было, что всё это — ради него, для него!.. Для него Фуфа с Марочкой собрали невообразимый стол, для него охлаждается в холодильнике рыба размером с кухонный буфет, для него все эти люди бросили детей и работу, для него дядя Миша извлекает из горки особую, прадедушкину, «юбилейную» рюмку!.. Ему заглядывают в глаза, держат за руки, рассказывают своё и требуют рассказов от него.
…Так не бывает.
Нет, так бывает. Но очень давно с ним не было ничего подобного.
Почему-то Фуфа и Марочка никого не пускали за стол, что было на них совсем не похоже, но мужчины выпили понемногу у столика с закусками, и дядя Миша сказал, что он, пожалуй, и сейчас может покачать Макса на ноге, а Володя с Борей заспорили про медведей, когда у них начинается спячка. Потом они все вместе смотрели из кабинета в вольер, махали медведю и ещё немного выпили.
Когда в очередной раз позвонили в дверь, Фуфа, у которой руки были заняты подносом, отправила Макса открывать.
Он сбросил цепочку, распахнул дверь и… застыл. Немного побыл в застывшем состоянии, шевельнулся и оглянулся беспомощно.
У него за спиной в коридоре маячили взволнованные Марочка с полотенцем через плечо и Фуфа с подносом в руках.
— Приглашай, приглашай, — трагическим шёпотом просуфлировала Фуфа.
— Здравствуйте, — сказала Елизавета Хвостова. Щёки и глаза у неё горели. — Я делаю переводы. Вам не нужно ничего перевести?
— Здравствуйте, — сказал Макс.
— Проходите, пожалуйста, — не выдержала Марочка и заспешила к ним. — Мы заждались! Мальчик, что ты стоишь, как пень?! Лизочка, как вы добрались? Эти таксисты такие жулики!..
— Миша, — пробасила Фуфа в сторону столовой, — прими у меня поднос! У нас ещё гости!
Макс Шейнерман, прослуживший много лет в контрразведке, закалённый, тренированный, хладнокровный, хорошо обученный и уравновешенный, отступил в квартиру, зацепился за что-то и чуть не упал.
И спросил — в полном соответствии с плохой пьесой, которая сейчас разыгрывалась в коридоре старого дома на Зоологической:
— Откуда ты взялась?..
— Ах, она взялась из Тамбова, — захлопотала Марочка. — Мы с Фуфой взяли на себя смелость её пригласить, и Лизочка — умница! — не смогла нам отказать!..
