Брезгливо взяв мертвую голову за пучок волос на затылке, он приподнял ее со дна и осмотрел рану, из которой уже почти не сочилась кровь. Неширокая, с ровными краями, но очень глубокая. Так ударить мог только опытный воин. Гребец? Он, конечно, крепкий мужчина и умеет держать оружие в руках, но чтобы так? И чем? Ножа-то у него не было, проверяли перед отплытием. И зачем? И куда подевался? Выпрыгнул за борт? Но тогда почему его не видно на воде? До берега он доплыть все равно бы не успел. Спросить у касиков?
Охранитель хотел повернуться к притихшим знатным, но вода за кормой снова вспенилась и на поверхность белесым рыбьим брюхом всплыл гребец. Выпученные глаза, разинутый рот, в котором плескалась озерная вода, и волокна тины на лице неопровержимо указывали причину смерти утопление. Но уж утонуть-то по своей воле всю жизнь проведший на воде мешик никак не мог. Разве что не по своей. Телохранитель перегнулся за борт, всматриваясь в темную воду.
Кинжал, зажатый в белой руке teule, молнией сверкнул из-под воды и оставил на горле мешика красный росчерк. Приблизилось на мгновение, обожгло холодными глазами и исчезло за границей видимости суровое лицо. Боль пронзила от макушки до пят и сразу прошла, укрытая темной пеленой.
Чудовище плыло к дамбе. Вознесенная над водами глава его держалось горделиво. Медленно поворачивалась из стороны в сторону, внимательно оглядывало оно свои новые владения. Грудь взрезала зеркало озера, распуская по нему султаны белой пены. То пропадали, то снова появлялись над поверхностью черные, блестящие на солнце извивы длинного тела с маленьким гребнем вдоль хребта. Плоский хвост поднимал фонтаны брызг.
Испанцы с берега и индейцы со стен и дамб завороженно следили за его приближением. Никто не кричал, не указывал пальцами. Просто смотрели, не в силах отвести взгляд от страшного и величественного зрелища.
— А может, дать по нему залп? — с трудом стряхнул с себя оцепенение Альварадо.
— Не надо, — ответил Кортес. — Он идет к дамбе, в сторону врагов. Если начнем стрелять, он может свернуть и заинтересоваться нами.
— Если он свернет неожиданно, то стрелять будет уже поздно. Вы видели, с какой стремительностью он разделался с лодками?
— Помнится, совсем недавно вы обещали украсить его арбалетными болтами, как могилу знатного дона свечками в День Всех Святых.
Под суровым взглядом капитан-генерала Альварадо сник, хотя и не успокоился. Его деятельная натура требовала огня и дыма, а не тихого отступления.
— Идите к своим людям и прикажите им отходить дальше к лесу, — велел Кортес. — Не шуметь, доспехом не бренчать и не дай бог кому выстрелить. Четвертую лично.
Альварадо козырнул и пошел исполнять его приказание. Капитан-генерал жестом подозвал стайку желторотых ординарцев, роившихся у холмика, где располагался командный лагерь. Позакрывав разинутые от удивления рты, они приблизились к Кортесу и, звякнув друг об друга козырьками морионов, вытянули шеи, показывая, что готовы внимать словам командира. Он передал им почти те же самые распоряжения, что и Альварадо, меняя только способ казни для каждого капитана, и уже собрался было отпустить их исполнять поручение, как за кустами истошно заржала и забила копытами по дереву чья-то испуганная лошадь.
Змей остановился. Пенные буруны вокруг его тела улеглись. Медленно, с какой-то демонической грацией повернул он голову к съежившимся внутри своих панцирей завоевателям. Прямо в сердце каждого испанца уперлись два немигающих глаза, темных и холодных, как камни на склонах великих гор.
Вздох облегчений и радости колыхнул толпу мешиков на дамбе.
Чудовище вскинулось, разинуло зеленоватую пасть, вывалив наружу длинный темный язык. Распушило за головой маленькие розовые крылышки, раздувая зоб, выдавило из себя утробное шипение и исчезло, будто растворилось в бесконечной глади озера, только круги по воде. Не веря своим глазам, испанцы и мешики привстали, пытаясь разглядеть в пучине темное тело. Неужели ушел?
В султанах брызг и пены змей вознесся над озером, показав на мгновение серое лоснящееся брюхо, и обрушился на дамбу, подняв облако щепы и каменного крошева. Мотнул головой, сметая в воду людей с корзинами и бревнами. Зубами прихватил нескольких несчастных, чьи крики мгновенно стихли в огромной пасти. Снова поднялся над дамбой и, раздув зоб, зашипел. Не помня себя от ужаса, те, кто был ближе к городу, бросились в ворота. Те, кто оказался на другой стороне, прыгали в воду, стараясь уплыть от вернувшегося в дурном настроении бога Кецалькоатля.
