— Давайте проголосуем! — в третий раз рявкнул Мерт Избел, взмахнув кулаком.
Джонни повернулся к стене. «О'кей, братцы! Я выдохся».
— Соседи! — послышался голос Сэмюэла Шира. Джонни с удивлением обернулся — он совсем забыл о священнике. — Соседи, прежде чем голосовать… «И как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними… будьте милосерды, как и Отец ваш милосерд. Не судите, и не будете судимы; не осуждайте, и не будете осуждены; прощайте, и прощены будете».[35] Неужели здесь есть хоть один, для кого эти слова ничего не значат? Неужели они не трогают вас? Помолимся вместе, соседи!..
«Теперь мы можем радоваться тому, что исполнили свой долг, как его понимаем, — подумал Джонни. — Разум и милосердие, приходящее с верой. Мы попробовали и то и другое, ваше преподобие, но паства нас не слышит».
— Молиться за душу этого сукиного сына? — зарычал Мерт Избел. — Давайте голосовать!
— Хорошо, — кивнул Хьюберт Хемас. — Питер? Питер Берри раздал остро заточенные карандаши и листочки белой бумаги.
— Пишите ваш вердикт, — велел Хемас.
В течение нескольких секунд в спальне Фанни Эдамс слышалось только царапанье грифеля о бумагу. Потом Хьюб собрал листки.
— Ты же ничего не написал, Кэлвин, — сказал он, подойдя к мастеру на все руки.
Весельчак Уотерс поднял взгляд, выражающий мучительное напряжение интеллекта.
— Как пишется «виновен»?
Десять из двенадцати присяжных проголосовали за осуждение.
* * *
Через два часа Джонни и преподобный Шир оказались прижатыми к комоду полукругом разгневанных мужчин и женщин.
— Думаете загнать нас в тупик? — бушевал старый Избел. — Хотите противиться воле большинства? Голосуйте за виновность!
— Вы угрожаете мне, Мертон Избел? — осведомился Сэмюэл Шир. — В своей ненависти и страсти вы зашли так далеко, что принуждаете меня проголосовать так же, как вы?
— Мы будем торчать здесь, пока у коров не пропадет молоко! — негодовал Орвилл Пэнгмен.
— Это заговор — вот что это такое! — брызгала слюной Ребекка Хемас. — Ввести в жюри священника!
— И постороннего, — добавила Эмили Берри. — Его следовало бы выгнать из деревни.
— Вместе со мной, — со вздохом промолвил мистер Шир.
Они кричали и размахивали руками — все, кроме Хьюба Хемаса, который, прислонившись к окну с ситцевой занавеской, молча глядел на Джонни.
— Прошу прощения, — устало произнес Джонни. — Здесь очень тесно. Я бы хотел отойти в угол и сесть.
— Голосуйте за виновность!
— Заставьте его стоять!
— Вышвырните его отсюда!
— Отпустите его, — неожиданно заговорил Хемас.
Остальные расступились.
Джонни, вытирая лицо, опустился на старый сосновый стул у кровати. Мысли с трудом приходили в голову в этой душной, заряженной ненавистью комнате. Какими же идиотами они были, составляя «план кампании»! Ведь они имели дело со слепой силой, неуправляемой, как ветер. Это доказывало лишь то, что он понял уже давно. Человек — хаотичное существо, лишенное здравого смысла, которое тычется в разные стороны, как бешеное животное, разрушая и губя все вокруг, включая самого себя. Что значат разум, порядок и творческое начало в сравнении с обезумевшей толпой? Жалкая кучка гениев творит чудеса, которые обречены на гибель вместе с городами, пророками, достижениями науки и искусства. Первые люди, прилетевшие на Марс, обнаружат там не пучеглазых существ с антеннами на крошечных головах и не суперменов, а безжизненную пустыню, все еще излучающую смерть. В эволюции жизни отсутствовал ген духовности — Бог, который создал все, упустил самое важное…
— Мистер Шинн.
— Да? — Джонни поднял голову. Это был Сэмюэл Шир. В комнате внезапно стало тихо. Хьюб Хемас шепотом что-то внушал окружавшим его соседям.
— Думаю, — тихо сказал мистер Шир, — здесь собирается произойти нечто очень скверное.
— Наверняка, — отозвался Джонни. — И что касается меня, то чем скорее, тем лучше.
— Значит, вы тоже?
— Что «тоже»? — удивленно спросил Джонни.
— Тоже сдались?
— Я не сдался, падре. Но чего вы от меня ожидаете?
— Борьбы со злом и заблуждениями!
— До самой смерти? В свое время, мистер Шир, я был хроническим борцом с ветряными мельницами. Ну и чего я достиг? Что это может изменить?
