Бой дошел до предельного ожесточения. Наши танкисты огнем, гусеницами и таранными ударами крушили врага; артиллеристы, презирая угрозу окружения, вели огонь бронебойными и осколочными гранатами в упор по наседающим фашистам; пехотинцы не отходили ни на метр, автоматным и пулеметным огнем отрезая неприятельскую пехоту от танков. Командир танкового полка полковник Егоров лично расстрелял бронебойными снарядами четыре вражеских танка. Мотострелковый батальон Шестакова уничтожил пять танков, четыре орудия и до двух рот вражеской пехоты. Начальник штаба полка капитан В. Калинин сразил четырех гитлеровцев, санитарка Катя Новикова — пятерых. Сражались боевые части, штабы, тылы, даже госпитали легкораненых. Все было брошено на защиту столицы.
И все-таки наше положение ухудшалось. 27-го пришлось оставить Рогачево. Я отдал Г. И. Хетагурову, возглавлявшему левофланговую группировку, приказ отходить на Дмитровский рубеж. С начальником артиллерии Л. А. Мазановым мы с трудом проскочили через узкий коридор, простреливаемый пулеметами противника, и чудом добрались до штаба армии.
В эти тяжелые часы в армию прибыло обещанное Г. К. Жуковым подкрепление — противотанковый батальон, имевший сто двадцать противотанковых ружей и артиллерийскую батарею. В то время это была серьезная помощь. В течение дня батальон уничтожил четырнадцать немецких танков. Три подбил военком батальона Петров. Вечером подошло еще подкрепление — отряд добровольцев из Москвы и Подмосковья. Большинство их прямо заявило: «Не вздумайте посылать нас в тылы! Пойдем солдатами защищать столицу». Я запомнил прибывших из Яхромы Анатолия Алексеевича Волкова, Николая Ивановича Сквознова, Анну Петровну Неженцеву, Анну Васильевну Оболенину, Леонида Николаевича Владимирова, Василия Николаевича Трунова, Ивана Михайловича Хрызина, Екатерину Георгиевну Романычеву. Вместе с частями Советской Армии они с боями дошли до Берлина.
…Вечером раздался звонок из штаба фронта. В. Д. Соколовский дал указание к утру 28 ноября перевести штаб армии в Дмитров. Взглянув на карту, я вздрогнул: это как раз против разрыва между 16-й и 30-й армиями. Там же вовсе нет войск! Но может, и не случайно командование фронта решило поставить штаб армии именно в Дмитров: мол, тогда уж командарм наскребет подразделения и закроет прорыв! Так оно и вышло.
Рассвет застал нас в Дмитрове. В городе было пустынно. Наших войск нет, только трехорудийная зенитная батарея стоит на площади возле церкви. А южнее города, уже на восточном берегу канала Москва — Волга, слышна частая стрельба танковых орудий. Выскочили на машине на окраину и видим, как вдоль шоссе ползет более двух десятков немецких танков. Перед ними отходит наша стрелковая рота.
Критическое положение! Противник вот-вот ворвется в Дмитров, а здесь штабы двух армий.
И тут, на наше счастье, на линии железной дороги Яхрома — Дмитров появился бронепоезд. Он с ходу вел огонь. Машинист то резко бросал его вперед, то так же стремительно уводил назад. Когда бронепоезд подошел ближе, мы с начальником связи подполковником А. Я. Остренко подбежали к нему. Я вскочил на подножку и постучал по башне. В броне его уже зияло несколько пробоин. Люк открылся, и в нем показался человек в кожаной тужурке, какие носят командиры-танкисты, но без знаков различия. Лицо его было испачкано мазутом.
— Командир бронепоезда № 73 капитан Малышев, — представился он. — Отошел из Яхромы, когда в город прорвались вражеские танки. Веду с ними бой. Уничтожил восемь машин.
Единоборство бронепоезда с двадцатью танками! Редчайший случай.
— Точно «Варяг» против японской эскадры! — вполголоса сказал Остренко.
Еремин услышал и смутился…
Но один бронепоезд не может удержать противника. Мы с Остренко быстро вернулись в город, чтобы найти еще что-либо для подмоги. Вдруг на площадь из переулка выдвигаются восемь танков КВ и Т-34. Как мы были счастливы в ту минуту! Даю команду: «Стой!» Почти на ходу вскочил я в КВ командира танкового батальона, и мы двинулись в самую гущу событий. Пусть не судят меня строго за то, что я, командарм, с небольшой группой танков пошел в бой. За это, знаю, меня справедливо могут упрекнуть. Но на фронте бывали ситуации, когда иного выхода нет.
