Тесно!..
Осторожно, чтобы не разбудить соседа, высвободишься из-под него, а там, через несколько минут, во сне, может статься, и ты пристроишь голову на плече товарища.
Лучше всех в смысле комфорта умеем, пожалуй, устраиваться на ночлег мы, станковые пулеметчики. У нас с собой коробки для пулеметных лент — три-четыре увесистых металлических чемоданчика с чуть-чуть округлыми краями и ребристой поверхностью. На этих чемоданчиках, «железных подушках», набитых патронами располагаться можно со всеми удобствами: хочешь лежать головой повыше — бери коробку, мало — подкладывай вторую.
Мечта солдатская — нары.
Раз нары, значит, землянка, а то и казарма. На фронте же, как правило,— на передовой, не было ни того, ни другого. Тревожные фронтовые ночи солдат-пехотинец коротал, засыпая чаще всего на том месте, где ночь заставала: на земле или на снегу, в зависимости от времени года.
Шинель — на себя, шинель — под себя, шинель — под голову...
«И сколько же их, касатик, было у тебя всего, этих шинелей-то?» — «Одна, бабуся, всего одна!..» — так отвечал любопытной старушке бывалый российский солдат из старинной побаски.
Летней ночью 1943-го года я лежал на колючей и суковатой, из свежих еловых веток подстилке, сооруженной санбатовцами.
Было темно, мглисто.
Над головой шумел Брянский лес, поблизости гремел бой, который не прекращался даже сейчас, с наступлением ночи. Лил проливной, липкий, зарядивший надолго дождь.
Тусклым фонарем во тьме неподалеку казалась мне маленькая брезентовая палатка, освещенная изнутри слабым, колеблющимся светом коптилок. Вносили туда только тяжелораненых. Военные хирурги в халатах вершили там свое неотложное дело: извлекали осколки, кололи, накладывали жгуты, делали перевязки.
Воздух в палатке, я знаю, плотный, густой, словно слежавшийся, весь состоит из тяжелых, терпких медицинских запахов. А здесь же, под деревьями, дышится легче, хотя и невмоготу от холода. Начинало познабливать.
Уткнувшись лицом в колючую мокрую хвою, я старался забыться и не мог. Слева и справа лежали раненые. Некоторые в забытьи все еще продолжали воевать: вскрикивали, отдавали приказания, иногда начинали что-то быстро-быстро говорить, ругались, проклинали кого-то, звали на помощь.
И все-таки сон брал свое. К утру засыпали все.
Бодрствовать в палатке оставались хирурги да их помощники — медицинские сестры, которые не покидали дежурства до наступления рассвета...
Я хочу рассказать о том, как памятным летом 1943-го года мы совершали форсированный, через всю Калужскую область, марш по направлению к линии фронта. Великая Курская битва еще зачиналась — шли первые, наиболее трудные и самые кровопролитные бои. Двигаться нам приходилось непрерывно, и днем, и ночью, главным образом — ночью. Только в полдень часа на два, на три останавливались на отдых.
Совсем недавно, много-много лет спустя после войны, я подумал, что о таком переходе армии должно же быть, наверное, что-нибудь сказано в военной литературе? И верно, в третьем томе «История Великой Отечественной войны» я нашел упоминание о том марше.
На двести восемьдесят первой странице прочтете:
«11-я армия еще только завершала комплектование в районе Калуги и должна была двигаться к линии фронта походным порядком. Глубоко в тылу располагались 4-я и 3-я гвардейские танковые армии. Бездорожье, вызванное начавшимися после жары проливными дождями, задерживало подход их к районам предполагаемых действий. Однако обстановка требовала немедленного ввода в бой новых сил... Поэтому уже 20 июля 11-я армия под командованием генерал- лейтенанта И. И. Федюнинского была введена в сражение...»
Вот и все.
Я не военный историк. Не берусь судить о замыслах командования. Хочу рассказать лишь о том, что сам видел, в чем сам участвовал.
Смертельно уставши, шли не несколько подразделений — вся наша растянувшаяся по длинным калужским дорогам колонна.
Странное было зрелище, если посмотреть со стороны, особенно ночью. Облаченные в солдатские доспехи люди медленно, в полном молчании шли на запад. Шли, утопая в непролазной грязи, скользя и падая, с трудом отрывая от земли ноги. Иногда кто-нибудь из солдат застывал, как изваяние, посередине дороги — не в силах отряхнуть сонное оцепенение — на него начинали наталкиваться, натыкаться идущие сзади.