– Чего-чего?
– Я подобрал все документы, почти все. Вы совершенно легально импортировали ящик ликера. Оформили через таможню, заплатили пошлину. И не только пошлину, но и фрахт. Верно?
Мауритсон не ответил. Подняв голову, Мартин Бек увидел, что он разинул рот от удивления.
– Да-да, я располагаю документами, – повторил Мартин Бек. – Так что, надо думать, все правильно.
– Ладно, – уступил наконец Мауритсон. – Допустим.
– Но дело в том, что груз до вас так и не дошел. Если не ошибаюсь, произошел несчастный случай, и ящик разбился при перевозке.
– Верно, разбился. Только я бы не назвал это несчастным случаем.
– Да, тут вы, пожалуй, правы. Лично мне сдается, что складской рабочий по фамилии Свярд умышленно разбил ящик, чтобы присвоить ликер.
– Верно, сдается, именно так все и было, – с досадой сказал Мауритсон.
– Гм-м-м… Я понимаю, вы сыты по горло тем, из-за чего вас сейчас здесь держат. Может быть, вы вовсе не хотите ворошить это старое дело?
Мауритсон долго думал, прежде чем ответить.
– Почему же? Мне только полезно потолковать о том, что было на самом деле. Иначе, ей-богу, с ума сойду.
– Ну, смотрите, – сказал Мартин Бек. – А только мне кажется, что в этих бутылках был вовсе не ликер.
– И это верно.
– Что в них было на самом деле, сейчас не важно.
– Могу сказать, если вам интересно. В Испании над бутылками немного поколдовали. С виду все как положено, а внутри – раствор морфина и фенедрина, он тогда пользовался большим спросом. Так что ящик представлял немалую ценность.
– Насколько я понимаю, теперь вам за давностью ничто уже не грозит за попытку провезти контрабанду, ведь дело ограничилось попыткой.
– Что верно, то верно, – протянул Мауритсон так, словно до него это только сейчас дошло.
– Затем, у меня есть причина предполагать, что этот Свярд вас шантажировал.
Мауритсон промолчал.
Мартин Бек пожал плечами:
– Повторяю, вы не обязаны отвечать, если не хотите.
Мауритсон никак не мог укротить свои нервы. Он непрерывно ерзал на стуле, руки его беспокойно шевелились.
«Похоже, они его все-таки обработали», – удивленно подумал Мартин Бек.
Он знал, какими методами действует Колльберг, знал, что методы эти почти всегда гуманны.
– Я буду отвечать, – сказал Мауритсон. – Только не уходите. Вы возвращаете меня к действительности.
– Вы платили Свярду семьсот пятьдесят крон в месяц.
– Он запросил тысячу. Я предложил пятьсот. Сговорились на семистах пятидесяти.
– А вы рассказывайте сами, – предложил Мартин Бек. – Если на чем-нибудь споткнетесь, реконструируем вместе.
– Вы так думаете? – У Мауритсона дергалось лицо. – Вы уверены?
– Уверен.
– Скажите, вы тоже считаете меня ненормальным? – вдруг спросил Мауритсон.
– Нет, с какой стати.
– Похоже, что все считают меня чокнутым. Я и сам готов в это поверить.
– Вы рассказывайте, как было дело, – сказал Мартин Бек. – Увидите, все разъяснится. Итак, Свярд вас шантажировал.
– Он был настоящий кровосос, – сказал Мауритсон. – Мне в тот раз никак нельзя было под суд идти. Меня уже судили раньше, на мне висели два условных приговора, я находился под надзором. Но вы все это знаете, конечно.
Мартин Бек промолчал. Он еще не исследовал досконально послужной список Мауритсона.
– Так вот, – продолжал Мауритсон. – Семьсот пятьдесят в месяц – не ахти какой капитал. За год – девять тысяч. Да один только тот ящик куда дороже стоил.
Он оборвал свой рассказ и озадаченно спросил:
– Ей-богу, не понимаю, откуда вам все это известно?
– В нашем обществе почти на все случаи есть бумажки, – любезно объяснил Мартин Бек.
– Но ведь эти бестии окаянные, наверно, каждую неделю ящики разбивали, – сказал Мауритсон.
– Правильно, только вы не потребовали возмещения.
– Это верно… Я еле-еле отбрехался от проклятой страховки. Мало мне Свярда, не хватало еще, чтобы инспекторы страхового общества начали в моих делах копаться.
– Понятно. Итак, вы продолжали платить.
– На второй год хотел бросить, но не успел и двух дней просрочить, как старик сразу угрожать начал. А мои дела постороннего глаза не терпели.
– Можно было подать на него в суд за шантаж.
– Вот именно. И загреметь самому на несколько лет. Нет, мне одно оставалось – гнать монету. Этот чертов хрыч бросил работу, а я ему вроде как бы пенсию платил.
