Стас вначале и внимания не обратил на его последнюю реплику, но когда миновали железную калитку и решётчатый накопитель у входа, не увидел, а почуял, что в лагере пусто. Территория оказалось ухоженной, возле бараков даже клумбы с цветочками, однако повсюду витал неистребимый дух тюрьмы, неволи, зоны. Он исходил не только от высокого забора, многоярусных спиралей колючей проволоки и противопехотной «путанки», уложенной вместо контрольно-следовой полосы по всему периметру. Катаржанским духом был насыщен кисловатый, спёртый воздух, замкнутое пространство, словно вырванное у мира высоким ограждением, и даже звуки, особенно мерзкий крик кедровок и щелчки сохранившихся автоматических замков, заботливо ухоженных и смазанных.
Было чувство, будто Рассохин наконец-то попал в тюрьму, причём в одиночную камеру, и на душе возникло полузабытое ощущение безысходности и распирающей угарной пустоты. Можно сказать, всю жизнь хотел отсидеть своё, но не сажали! Тут же сам пришёл. После явки с повинной его не арестовывали, держали под подпиской о невыезде, но когда вызывали на допросы, дважды сажали на ночь в следственный изолятор. Дверь там была такая же и замок один в один.
И как только он захлопывался, душа от этого щелчка погружалась в давящее одиночество.
— Ты же вроде говорил, что этот лагерь сгорел, — вспомнил Рассохин, — вместе с Гнилой Прорвой?
— Ну, это версия, — уклонился полковник, — расхожая... Народ так считает.
Территория зоны оказалась небольшой, почти квадратной; в четырёх бараках, похоже, жили: занавески на окнах и даже палисадники с клумбами, а два — производственных. Один с кучами прелой и почти свежей шелухи от кедровой шишки, другой, огороженный загоном, был превращён в животноводческую ферму, со стогами нарубленного тальника, молодого осинника — корма для лосей. Тут же стояли два колёсных трактора с телегами и трелёвочник.
Чуть на отшибе, слева от ворот, возвышался явно командирский просторный дом, административный корпус, а может, и караульное помещение. Обшитый новенькой вагонкой, облагороженный резными наличниками, крытым крылечком с витыми столбами, он почти утратил своё было предназначение, но всё равно отовсюду выпирало его суровое казённое прошлое.
И ни одной живой души! Полное безмолвие, если не считать нескончаемого чириканья ласточек, приглушённого тарахтенья электростанции и ленивого, равнодушного ко всему, линяющего кавказца. Пёс подошёл, исполнил ритуал знакомства — обнюхал и посмотрел в глаза.
— Свои, — сказал ему Галицын. — У китайцев отнял недавно! Чуть не съели!
— Кого? — невпопад спросил Стас.
— Собаку! Кстати, оказался очень способный пёс, след берёт, команды знает.
А ещё вчера до позднего вечера на зоне мычали и голосили могучим хором! И куда же подевался этот хор?
— Ты не про умного пса, ты про амазонок расскажи, — перебил его Рассохин. — Что-то не видать ни одной. От меня попрятал?
— Опоздал, брат! — весело воскликнул жизнерадостный полковник. — Но я тебя звал, Стас. Чего не поехал?
Рассохин ухмыльнулся и сказал тоном Бурнашова:
— Ну вот, приехал — и динамо! А я спровадил подругу, размечтался про тантрический секс с амазонками.
Галицын улыбался, как ясашный:
— Всех барышень отправили в отпуск. До осени, пока орех не поспеет. Они же здесь сезонные, ну, ещё многие остаются зимовать, кому податься некуда... Пойдём, я тебе хозяйство покажу.
Врал и видел, что ему не верят.
— Ты что же, один тут?
— Почему? Вдвоём с Матёрой.
— И давно отправили?
Галицын подвёл его к бараку.
— Последнюю партию сегодня. Видел, наверное, мужиков.
Рассохин даже прикидываться не стал.
— Пешими по берегу? В разлив? Они что у тебя — водоплавающие? Или перелётные?
У него ответы были заготовлены и говорил убедительно, как-то мимоходом:
— Пешими только до китайского участка. Там у нас машина стоит, вахтовый «Урал». За Гнилой китайцы всю зиму работали, лежнёвку проложили. Лес прямо в Красноярский край возят, на железную дорогу. Вырубают нашу Родину, Станислав!
— А разве не через Усть-Карагач возят? — усомнился он. — Я добирался на лесовозах.
— Это с других участков. Их же тут полно! Ползучая экспансия, захват экономических территорий. Даже служебных натасканных собак воруют. Но ничего, я их отсюда выдавлю!
