Возможно, стечением этих обстоятельств можно объяснить удивительное событие, в котором Дитмер принял самое непосредственное участие. Первые месяцы пребывания полтавских пленников в России были, как известно, самыми трудными. Фельдт-комиссариат буквально забрасывал русские власти и самого Петра бесконечными прошениями о материальной помощи и жалобами на «варварское» содержание, которые часто оставались без ответа. Это заставляло Пипера думать, что они не доходят до самого царя. В такой ситуации совершенно невероятным и оттого особенно мужественным выглядит поступок простого канцеляриста Дитмера, который, воспользовавшись удобной ситуацией, передал царю очередной мемориал лично в руки. Удивительно, но вскоре шведские пленные смогли ощутить результативность этого поступка: под страхом сурового наказания Петр запретил охране и всем своим подданным оскорблять каролинов.
В письмах к королевским советникам в Стокгольм и в своих мемуарах граф Пипер неоднократно подчеркивал заслуги своих помощников, в том числе и секретаря Дитмера. Для графа было настоящим ударом, когда в конце 1711 года он получил приказ, в соответствии с которым часть его служителей, и среди них его врач Грасс и секретарь Дитмер, должны были отправиться в ссылку в Сибирь. Пытаясь хоть каким-то образом отблагодарить преданных ему людей, граф собственноручно написал рекомендательные письма сибирскому губернатору князю М.П. Гагарину, а спустя некоторое время предпринял попытку их вернуть. Царь, руководствуясь практическими соображениями и наметившимися сдвигами в переговорном процессе со шведскими властями, продемонстрировал свое расположение к самому знатному и авторитетному шведскому пленнику и удовлетворил его просьбу, но… только наполовину. В начале 1713 года он издал именной указ о возвращении лечащего врача Грасса, столь необходимого уже очень немолодому и постоянно болевшему Пиперу.
Иоаким Дитмер прибыл в Тобольск весной 1712 года и благодаря рекомендациям Пипера, знанию русского языка и родственным связям довольно быстро стал доверенным лицом сибирского губернатора. Начиная с 1713 года через его руки проходила вся переписка, связанная со шведскими пленными, находившимися в Сибири, в частности, он вел учетные записи о поступлении денег в 1712, 1713, 1716 и 1717 годах. Именно эти обстоятельства сыграли в его жизни роковую роль. После того как вследствие очередного доноса фискала Нестерова начало раскручиваться знаменитое «дело Гагарина» и в Сибирь отправилась следственная комиссия под руководством И.И. Дмитриева-Мамонова, Иоаким Дитмер был привлечен в качестве свидетеля.
Как известно, одно из самых серьезных обвинений заключалось в том, что князь Гагарин растратил на шведских пленных более чем 30000 рублей казенных денег. И вот тут-то следственную комиссию очень заинтересовали показания пленного секретаря. Спустя некоторое время ему самому было предъявлено обвинение. В основу легло донесение фискала Фильцына от 22 мая 1719 года, в которое говорилось, что в ведомостях за 1716 и 1717 годы «помечал челобитные» Дитмер и «за это брал взятки». В частности, в 1716 году он потребовал мзду с тюменских посадских людей за то, что передаст их прошение губернатору. Во время Допроса, который проводил один из следователей капитан Шамордин, Дитмер сказал, что «в 1716 году тюменские посадские люди сами дали ему 30 рублей, так как по его заступничеству губернатор снял с них на 1 год 300 рублей податей».
В ходе следствия выяснилось, что пленный шведский секретарь был весьма состоятельным человеком. Среди источников его дохода были регулярные переводы из Москвы от дяди Александра Клерка и от отца из Нарвы[96]. Кроме того, помощник губернатора развернул в Сибири активную коммерческую деятельность. По его собственным показаниям, в 1718 году он попросил коменданта каменного завода Семена Дурново, чтобы тот «взял дитмеровы деньги по кабале — 100 рублей да приписных 50 рублей с тюменского поручика конных казаков Василия Гурьева». Очевидно, что речь идет о возврате долга, взятого русским поручиком под определенный процент. И это, безусловно, было не единичным фактом.