Деятельность следственной комиссии в отношении Дитмера закончилась следующим образом. После многодневных допросов 25 июля 1719 года майор Лихарев вынес решение, предписывавшее шведскому пленному вернуть в государеву казну 540 рублей, что и было выполнено безо всякого промедления. Но, как выяснилось, это был еще не конец его неприятностей в России.
После заключения Ништадтского мира Дитмер, как и большинство его соотечественников, начал собираться на родину. Из Тобольска в Москву он выехал 18 января 1722 года в составе одного из первых отрядов пленных каролинов под присмотром провожатого, «петербургского полка капитана Ивана Розина». Его обоз и в этом случае свидетельствовал о его благополучии, так как его сопровождали «4 хлопца» (к примеру, у всех капитанов из его группы было по одному-два сопровождающих). Через Москву группа проследовала в Санкт-Петербург. Но выехать к границе вместе с другими Дитмер не смог, так как не получил на это разрешения от властей. Причиной стали все те же тесные отношения с бывшим губернатором Гагариным, к этому времени уже казненным. 27 марта 1722 года Дитмер подал прошение о выдаче ему паспорта для проезда в Москву «для дачи показаний о Гагарине». Но власти решили провести дознание в Санкт-Петербурге, где и выяснилось, что официальной причиной задержки явился пункт № 14 Ништадтского договора, который предписывал задерживать тех пленных, кто не вернул долги, «напрасно» получал какие-либо деньги и так далее. На свет появились новые обвинения во взяточничестве, и спустя некоторое время был объявлен новый приговор: выплатить в казну 96 рублей 16 алтын 4 деньги, что Дитмер вновь быстро исполнил. Есть все основания предполагать, что на этом этапе, когда так близка была возможность вернуться на родину, он пошел на сотрудничество с властями и признался во взятках. Кроме того, он составил список шведских пленных, которым «в бытность бывшего губернатора князя Гагарина была кормовая дача, иным за разные работы и товары». Все они были задержаны в Санкт-Петербурге для выяснения обстоятельств. Власти оценили сотрудничество Дитмера, и, когда все долги были им выплачены, вышло постановление: «Не задерживать и отпустить в свое отечество».
Но и на этом «роман» Иоакима Дитмера с Россией не закончился. Уже в 1724 году он выехал в Москву в качестве агента дипломатической миссии посланника барона Г. Цедеркрейца, которого он спустя пять лет сменил на этом посту. Дитмер оставался в России до 1738 года и за это время приобрел приставку «фон», свидетельствующую о полученном дворянстве. Он внимательно отслеживал формирование оппозиционных настроений в русском обществе по отношению к императрице Анне Иоанновне и вместе с французским послом активно поддерживал будущую императрицу Елизавету Петровну. После возвращения в Швецию 57-летний опытный политик был назначен губернатором двух областей Восточной Финляндии. Находясь в этой должности и выступая на заседаниях Государственного совета Швеции, он не раз говорил о необходимости дружественных отношений с Россией, с которой, как он убедился на собственном опыте, лучше дружить, чем враждовать.
Вся жизнь каролинов в плену была сосредоточена вокруг проблемы выживания, особенно после того, как многие из них оказались в Сибири. Для большинства европейцев этот регион был неизвестен, он внушал им суеверный страх и ужас. На географических атласах того времени большая часть пространства за Уралом была пустым белом местом под общим названием «Grande Tartaria», а в сопутствующих описаниях говорилось о библейских гоге и магоге, засыпающих на зиму племенах и варварских народах. Пленные, отправленные в сибирскую ссылку, ожидали для себя самого страшного.
Однако со временем оказалось, что Сибирь не такое уж «страшное место для европейцев», как писал один из ссыльных. Большая часть каролинов со временем освоилась и даже увидела определенные преимущества перед центральной частью России (насколько уместно в такой ситуации говорить о преимуществах). В частности, продукты питания были гораздо дешевле, да и надзор был менее строгий.
