Я вздохнула, рассматривая грязный котелок. Как же хочется выбраться хоть ненадолго из этой избы и сумеречного леса! Я отложила посуду, подошла к сундуку, отодвинула и приподняла доску, за которой пряталось мое богатство: почти сотня монет. Благо в плаще, наспех накинутом мной во дворце, оказался кошелек с золотыми. Повезло, не иначе. Хоть в чем-то.
Идти? Не идти? Я потрясла головой и задумалась о припасах, которых было все же не так уж и много.
Да и зима ведь на носу. В прошлый год так замело, что я с трудом выбралась из избушки в лес, чтобы набрать так некстати закончившиеся дрова. В этот раз была умнее. Все лето носила хворост и даже приволокла несколько сухих стволов, распилила старой пилой, найденной в небольшом чуланчике, и была спокойна. Жаль, что охотиться не могу, не умею. Все мои запасы сводятся к сушеным грибам да ягодам, а остальное приносят люди, которым я делаю сборы травок. Боязно, опасно, но куда деваться?
Ох уж эта ярмарка! Какой соблазн!
Стража по-прежнему ищет царевну, а я даже не знаю, ведает ли старшая сестрица, что ее заклятие превратило меня в старуху. Странно это… Вроде бы я исчезла, матушки в живых нет, а она все успокоиться не может. Я ведь не претендую на трон. Даром он мне не нужен. И никогда не желала приобрести власть.
А за смерть матушки с батюшкой сестрица сама заплатит. Сполна. У любой ворожбы есть цена. И зачем я Марьяне сдалась? Коли свидимся – обязательно спрошу, почему хочет свести меня с белого свету. Я не представляю для нее угрозы. Хотя Сенька пару раз слышал, когда наведывался в деревню, что народ считает младшую царевну лучшей наследницей для царского трона. Мол, я стану править разумнее, милосерднее, справедливее. Не так часто невинные головы с плеч лететь будут.
Только даже если бы хотела, не одолеть мне сестрицу Марьяну! Не справится обычный человек с чародейкой. Не сможет.
Я спрятала кошелек обратно под половицу, дочистила котелок и принялась за уборку. Подмела, а затем вымыла пол, вытряхнула через окно половики, вытерла пыль. Чем еще заняться? Завтрак бы приготовить, но время движется к полудню. И от пары сухарей со сбитнем, что я съела несколько часов назад, осталось лишь воспоминание. Значит, пора затевать обед.
Постанывая и проклиная сестрицу, что наслала на меня заклятие, я полезла в погреб за картошкой с морковкой. Ох, зря я овощи весной не посадила. Сейчас бы было все полегче. Нет, дело вовсе не в лени, а в том, что сажать ту же картошку я не умею. Надо было отправить Сеню в село, чтобы подглядел, как крестьяне с ней управляются, и цвел бы под окнами огород, а не бурьян с меня ростом. Но он тоже пришелся весьма кстати, отгонял добрых молодцев от желания побить мне стекла. Кому же в крапиву хочется лезть да потом репей отдирать.
Сенька не показывался мне на глаза весь день, о чем-то разговаривая с Дмитрием, чинившим забор. Даже есть не пришел, хотя на обед я сварила вполне сносную похлебку из грибов. Ну и ладно! Не собираюсь я кланяться!
Я затушила свечи и забралась в постель, прислушиваясь к грохоту грома. И как Дмитрий будет ночевать? Навес тут не поможет: не выдержит долго лапник дождя. А мужчина простудится еще в такую-то слякоть. Я ерзала в постели и в конце концов, ругая себя последними словами за проклятую жалость, поднялась.
В комнате было тепло, но погода за окном не радовала, и я закуталась в плащ и выскользнула на крыльцо, наблюдая, как молнии разрезают темное небо на неровные куски. Первые тяжелые капли ударили о крышу.
– Дмитрий, заходи в дом, вымокнешь, – крикнула я.
Сенька, выскользнувший из-за угла, вскочил ко мне на руки, доверчиво потерся.
– Спасибо, – отозвался мужчина, пропуская меня вперед.
Я закрыла двери на засовы, выпустила Сеню, полезла в сундук за запасным одеялом и матрасом.
– А это чье? – спросил Дмитрий, и я вздрогнула, не ожидая, что он окажется так близко.
Расшитая лазоревыми цветами ночная рубашка белела в сундуке.
– Не твое дело. Бери белье и стели на лавке.
Я развернулась и, по-старушечьи шаркая ногами, залезла в постель. Сенька свернулся клубком в ногах. Какое-то время Дмитрий шумел, но вскоре задул свечи, лег и затих. Я прислушалась к грозе и закрыла глаза.
