Так поддерживают в себе возможность жизни большинство людей нашего круга. Условия, в которых они находятся, делают то, что благ у них больше, чем зол, а нравственная тупость дает им возможность забывать, что выгода их положения случайна, что всем нельзя иметь 1000 жен и дворцов, как Соломон, что на каждого человека с 1000 жен есть 1000 людей без жен, и на каждый дворец есть 1000 людей, в поте лица строящих его, и что та случайность, которая нынче сделала меня Соломоном, завтра может сделать меня рабом Соломона. Тупость же воображения этих людей дает им возможность забывать про то, что не дало покоя Будде, — неизбежность болезни, старости и смерти, которая не нынче — завтра разрушит все эти удовольствия.
Так думает и чувствует большинство людей нашего времени и образа жизни. То, что некоторые из этих людей утверждают, что тупость их мысли и воображения есть философия, которую они называют позитивной, не выделяет их, на мой взгляд, из разряда тех, которые, не видя вопроса, лижут мед. И этим людям я не мог подражать: не имея их тупости воображения, я не мог ее искусственно произвести в себе. Я не мог, как не может всякий живой человек, оторвать глаз от мышей и дракона, когда он раз увидал их.
Третий выход есть выход силы и энергии. Он состоит в том, чтобы, поняв, что жизнь есть зло и бессмыслица, уничтожить ее. Так поступают редкие сильные и последовательные люди. Поняв всю глупость шутки, какая над ними сыграна, и поняв, что блага умерших паче благ живых и что лучше всего не быть, так и поступают и кончают сразу эту глупую шутку, благо есть средства: петля на шею, вода, нож, чтоб им проткнуть сердце, поезды на железных дорогах. И людей из нашего круга, поступающих так, становится все больше и больше. И поступают люди так большею частью в самый лучший период жизни, когда силы души находятся в самом расцвете, а унижающих человеческий разум привычек еще усвоено мало.
Я видел, что это самый достойный выход, и хотел поступить так.
Четвертый выход есть выход слабости. Он состоит в том, чтобы, понимая это и бессмысленность жизни, продолжать тянуть ее, зная вперед, что ничего из нее выйти не может. Люди этого разбора знают, что смерть лучше жизни, но, не имея сил поступить разумно — поскорее кончить обман и убить себя, чего-то как будто ждут. Это есть выход слабости, ибо если я знаю лучшее и оно в моей власти, почему не отдаться лучшему?.. Я находился в этом разряде..
Так люди моего разбора четырьмя путями спасаются от ужасного противоречия. Сколько я ни напрягал своего умственного внимания, кроме этих четырех выходов, я не видал еще иного…»>{17}
В молодые годы своей жизни Толстой бесстрашно сражался на Крымской войне, и позже использовал в «Войне и мире» этот опыт для описания русской жизни в период нашествия Наполеона. Отважный в бою, этот литературный гений цветет во всей силе и в приведенной выше цитате. Мало состоятельных и заслуженных людей такого уровня имели возможность выразить чувства подобного характера, находясь при этом в пределах слышимости своего поколения и широкой общественности. Само собой, Толстой выразил подобные чувства только после того, как сам выбрался на твердую почву, что превратило его «Исповедь» в пособие по выживанию, путеводитель в слаломе вокруг ловушек сознания, которые позже обозначит в «Последнем Мессии» Цапффе.
Спасение Толстого произошло благодаря отказу от согласованного сознания и соскальзыванию в религию, пускай и не общепринятую, а некоего особого рода, приведшую его к отлучению от Русской Православной Церкви. Титан концептуального фокуса, он рационализировал свой путь в иррациональность. Он проводил время со своими крепостными, что так же способствовало затуманиванию его сознания. Подобно своим крепостным — точнее, подобно своему пониманию крепостных — он начал думать «не умом, а всем существом». И после того, как он стал думать не умом, а существом, он обнаружил для себя путь к выздоровлению, и спасся от ужаса и самоубийства. Чуть позже, однако, разум Толстого вновь заработал, и он опять впал в кризис.
Он снова стал озабочен вопросами жизни и смерти, и смыслом существования, оставался таким до конца своих дней, и как литературный автор пропагандировал образ позитивного мышления — например, в
