Заговор против человеческой расы: Замысел ужаса

Легко представить, на какой приговор могут рассчитывать те, кто отчаян достаточно, чтобы спуститься с высот общепринятого мнения о том, что «быть живым — это хорошо», выражаясь задающей тон фразой этой книги. Те, кто оспаривает нормальность «живучести» нашей расы, могут ожидать обвинений в неблагодарности, упреков в трусости, потоков презрения за поверхностность. Там, где эгоизм принимается за несомненный показатель физического здоровья, молчаливое отсутствие такового может быть принято за симптом недоразвитости. Философия, традиционно презирающая мнения, становится трусливой, когда мнением становится вопрос действительно ли «быть живым — это хорошо». Анализ жизни, подходяще облагороженной эпитетом «трагическая», иммунизирован против обвинения в самолюбовании, и те, кто очерняет жизнь, осуждаются за короткую память о добре. «Оптимизм»; «пессимизм»: Томас Лиготти заново дает меру этим дискредитированным словам, очищает от лишившей их уместности патины фамильярности, и воскрешает оригинальную сущность. Оптимист фиксирует обменный курс между радостью и горем, определяя цену жизни. Пессимист, отрицающий принцип обмена и обязательство продолжения инвестиций в будущее вне зависимости от того, насколько бесполезной валюта жизни представляется в настоящем, заклеймляется как ненадежный.

Заговор против человеческой расы формулирует то, что может быть названо наиболее обоснованным вызовом, если не интеллектуальным шантажом тому, что обязывает нас быть навеки благодарным за «дар» о котором мы никогда не просили. Быть живым — это не хорошо: это простое «не» собирает в себе все бесстрашие мышления лучше любой пошлости о трагическом благородстве жизни, известной избытком страданий, разочарований и самообмана. Нет никакого бытия, достойного причитаний или воссоединения; нет никакой самости, достойной коронования в звание капитана своей судьбы; нет никакого будущего, заслуживающего усилий и надежды. Жизнь, отмеченная Лиготти огромной печатью неодобрения, есть ЗЛОВЕЩАЯ БЕССМЫСЛЕННОСТЬ.

Не стоит сомневаться, что критики попытаются обвинить Лиготти в недобросовестности, заявляя, что само написание такой книги продиктовано базовыми законами жизни, которую Лиготти так стремится перечеркнуть. Но подобные обвинения пусты, поскольку Лиготти с самого начала отмечает невозможность для человека избежать твердой руководящей хватки жизни. Данный вывод подтверждает его диагноз, поскольку если Лиготти считает саму жизнь ложью, то и само откровение о лжи жизни можно считать сублимацией лжи.

Подобная сублимация становится наибольшим, насколько это позволяет несгибаемый нигилизм Лиготти, приближением к правде. Не обремененный скучным уважением к социальной пользе, этой смирительной рубашке большинства профессиональных философов и ханжеских филантропов, Лиготти, безупречный анатом софизмов из руководств к действию апологетов жизни, видится наиболее тщательным патологоанатомом человеческого состояния.

В своем исследовании Природа Зла (1931), Радослав Цанов привел краткую цитату немецкого философа Юлиуса Банзена, записанную тем в 1847 году, в возрасте 17 лет. «Человек есть осознающее себя Ничто», отметил Банзен. Независимо от того, считаете ли вы эти слова незрелыми или легкомысленными, они принадлежат к древней традиции презрения к роду человеческому и его устремлениям. Добавим к этому, что главенствующие мнения о человеческих предприятиях находятся как правило где-то между обдуманным одобрением и громогласным бахвальством. Так любой, кто желает получить себе аудиторию или место в обществе, может извлечь пользу, выступая под следующим девизом: «Если не можешь сказать об обществе людей что-то положительное, скажи двусмысленное».

Возвращаясь к Банзену, вспомним, что он вырос и стал философом, у которого не было не только что сказать о человечестве положительного или двусмысленного, но который пришел к довольно жестким выводам о сущности бытия вообще. Подобно многим, кто пробовал приложить свою руку к метафизике, Банзен объявил, что, вся реальность является выражением единой и неизменной силы — космического движения, которое разные философы характеризовали по-разному. Что касается Банзена, то у него эта сила и ее движения обладали чудовищной природой, результатом которой стала вселенная неразборчивой взаимной кровавой бойни между собственными составными частями. Более того, эта вселенная «по Банзену» никогда не несла в себе даже намека на смысл, цель или управление. С самого начала это была пьеса без сюжета и действующих лиц, ничего кроме порций генерального плана, бессмысленного калечащего самое себя. В философии Банзена все и вся были вовлечены в фантазию беспорядочной резни. Все рвало на части все… вечно и бесконечно. И весь этот беспорядок бессмыслицы проходит незамеченным, поскольку все потенциальные наблюдатели были вовлечены в него. В мире природы, например, ничто не понимает, что участвует в спектакле кровавого действа. И только «осознающее себя Ничто» Банзена способно было понимать то, что происходит и содрогаться от ужаса соучастия в