В.М.Бублик — Погорельский
(фирма основана в 1888 году).
Извещаю уважаемых господ покупателей, что в магазине всегда свежие товары, как-то:
чай разных фирм, кофе, какао, конфеты, шоколад, карамель, варенье, мармелад,
печенье, сахар-рафинад 1-го сорта Киевского товарищества и сахар-песок.
Все товары берутся мною из первых рук у лучших фирм.
Кто покупает чай, тому скидка и выдается премия.
Важно для любителей — кофе мелется электрикой.
С уважением к Вам В.М.Бублик — Погорельский».
В витрине, кроме грязного кота, что грелся на солнышке, да кучки мусора, не было ничего. Полки магазина тоже были пусты.
«Смотри, — подумал я. — Не помогли ни премия, ни первые руки, ни электрика. Видно, снова погорел Бублик. Вот что такое частная собственность».
Со двора выглянул Стороженко.
— Идёмте.
Чак, а за ним и я пошли во двор, заваленный ящиками, бочками и разным хламом. Посреди двора распростерлась большая лужа.
— Вот по этим камушкам идите, по камушкам, — подсказывал Стороженко.
Но как не старался Чак, он всё-таки наступил в лужу.
«А хорошо быть нематериальным», — подумал я, легко пролетая над лужей.
Потом Чак и я спустились за бывшим клоуном по крутым ступеням в подвал, где шумел примус и слышался металлический перезвон.
— А-а, заходите, заходите, господин гимназист, прошу, будьте добры — вежливо прозвучало из темного угла.
И навстречу Чаку поднялся сгорбленный большеголовый человек в металлических очках. Из-под закопченного сморщенного лба с большими залысинами весело поглядывали поверх очков прищуренные мигающие глаза.
— Здравствуйте, здравствуйте! Очень приятно познакомиться. Друзья Пьера — наши друзья. Извините, руки не подаю, чтобы не испачкать господина гимназиста. Видите, какие черные.
— Не черные, Иосиф, не черные! Золотые — с воодушевлением сказал Стороженко.
— Ай, что вы, Пьер, что вы! Всё золото у Лазаря Бродского. А нам дай боже хлеба и лука с маслом. Чтобы вы знали, господин гимназист, работа золота не дает. Золото дает только коммерция. А тех, кто что-то делает руками, наши коммерсанты презрительно называют балмалуха. И для Лазаря Бродского я просто Иосиф-балмалуха, жестянщик с Евбаза. А вы говорите — золото! Где вы видели золото? Покажите!
— Не то золото, что блестит, — сказал Стороженко.
— О! — поднял вверх палец Иосиф. — Мудро сказано! Золотые слова! Посмотриье, господин гимназист, на этого благодетеля! — он широким жестом показал Чаку на Стороженко. — Вы его видите, и вы же его, я вас уверяю, не видите. Потому что, вы его не видели на арене. На арене это был бог!
— Вот это уже лишнее. Этого не нужно, — отрицающе поднял руку Стороженко.
— Я никогда не говорил лишнее. Не будьте таким скромным. Это просто непристойно. Знаете, юноша, перед вами великий артист. Великий циркач, великий клоун Пьер. Каким он был на арене. «Три часа непрерывного хохота» — писалось на афише. И правильно писалось. Публика просто верещала и плакала от восторга. Эх! Как бы не это несчастье! Понимаете, господин гимназист, семь лет назад (вы были еще совсем дитя) выступал в киевском цирке знаменитый Саша Цирилл. Он прыгал из-под самого купола в бассейн с водой. Это был прыжок смерти. Дам выносили на руках из зала. Даже некоторые мужчины теряли сознание. И вот один раз Саша прыгнул неудачно и разбился. Не до смерти, но… Это было в воскресенье, на утреннем представлении, в зале было полно детей. И когда Сашу вынесли, наш Пьер, чтобы успокоить публику, решил показать, что это всё шутка, ничего страшного не случилось. Сам залез под купол и, пародируя Сашу Цирилла, повторил его прыжок. И… сломал ногу. Но, не обращая внимания на это, продолжил выступление. Притворяясь, будто хромает нарочно, сделал колесо по арене и лишь за форгангом упал и потерял сознание. Вот такой вот он, видите! Перелом оказался таким страшным, что выступать клоуном он уже не смог. Но… — Иосиф приложил руку ко рту и, таинственно понизив голос, подмигнул Чаку. — Скажу вам по секрету, вскоре снова выйдет на арену. Я вас уверяю.
В это время двери, что вели в соседнюю комнату, распахнулись и оттуда вышла сухонькая, сморщенная бабуся.
