Все Управление ходило обедать в Сохо, а потому в ресторанчиках мне иногда попадались весьма неожиданные пары.
В кафе «Сиам» на Фрит-стрит за столиком сидели констебль Грин и доктор Стивен. Билли уже надел полицейскую форму, с его рук сняли бинты. Я хотел было присоединиться, но понял, что они встретились тут не случайно – проводят терапевтический сеанс.
– Пожалуйста, садитесь, – пригласил доктор. – Мы почти закончили. Так вам разрешили вернуться к работе, Макс?
– Фортуна переменчива, – ответил я и сел за их столик.
– Это вы нашли пропавшую девушку?
Я кивнул.
– Только что пришли результаты экспертизы от Эльзы Ольсен. Тело опознали по медицинской карте, которую прислал зубной врач из Германии. Перегрин Во свернул девочке шею, точно раненому зверьку.
– А двадцать лет спустя вскрыл себе вены, – добавил Билли.
– Слишком легко отделался, – заметил я. – Мне хотелось, чтобы он ответил перед законом и сел в тюрьму.
Мы помолчали. Я посмотрел на руки Грина.
– Как чувствуете себя?
– Неплохо, уже почти не болит. Занимаюсь с физиотерапевтом, пальцы работают неплохо, только в правой руке небольшая скованность. Но чем больше я делаю упражнений, тем лучше себя чувствую.
Официантка принесла тарелку с фруктами. После ожога кожа на руках Билли покрылась черными пятнами, управляться с вилкой ему было непросто.
– Вот и славно, – сказал я. – Так держать.
Впрочем, моя жалость была ему не нужна.
Кусочек манго соскользнул на стол, и Билли преследовал его, пока снова не насадил на зубцы. Положив манго в рот, он рассмеялся:
– Завтракать стал дольше.
Доктор Стивен посмотрел в свою тарелку, потом на Грина.
– Вот что смешно, – продолжал тот. – После того случая с Бобом мне дали отпуск, и я поехал в Вегас. Всегда мечтал там побывать.
Доктор Стивен, очевидно, уже слышал эту историю. Похоже, Билли не раз повторял ее, развлекая своих товарищей. Одна из тех шуток, которые приходятся полицейским по вкусу.
– Так вот, прилетаю я в Вегас, – для пущего эффекта Грин выдержал паузу, – а меня не пускают!
– Не пускают? – переспросил я. – То есть вас задержали еще в аэропорту?
Он кивнул, по-прежнему улыбаясь и ожидая, что я тоже сочту все это забавным:
– Вы же знаете, американцы ужесточили контроль после сентябрьских терактов. И теперь берут у всех отпечатки пальцев.
Я пожал плечами:
– Ну да.
Грин поднял руки, будто показывал фокус.
– Угадайте, у кого больше нет отпечатков? Меня с первым же рейсом отправили домой!
Я уставился на почерневшие руки Билли Грина и смотрел, пока он не положил их на колени.
* * *
– Гарри Джексон, – сказал сержант Джон Кейн, хранитель Черного музея. – Никто не обращает на него внимания.
Это была чистая правда. В Черном музее много кровавых артефактов – от всевозможного оружия, унесшего жизни полицейских, до кастрюль и сковородок, в которых маньяки варили плоть своих жертв. Пройти мимо неприметных экспонатов, посвященных Джексону, очень легко.
Да и смотреть там особенно не на что. Всего лишь рамка с пожелтевшей газетной вырезкой, листок с двумя абзацами машинописного текста и отпечатки пальцев давно умершего человека.
– Гарри Джексон – первый в Англии преступник, чью вину доказали по отпечаткам, – продолжил Кейн. – Летом тысяча девятьсот второго воришка влез в окно, стащил несколько бильярдных шаров и оставил следы на недавно покрашенном подоконнике. – Сержант рассмеялся. – Вот дурак. Семь лет получил.
Я присмотрелся к вырезке. Это было письмо в «Таймс», подписанное неким возмущенным судьей: «Сэр! Скотленд-Ярд, когда-то известный как лучшая полицейская организация мира, станет посмешищем для Европы, если будет и дальше устанавливать личность преступников по бороздкам на коже».
