Я поставил чемоданчик на стол.
– Вы мне не верите, – сказал Жуков с акцентом, который навеки остался где-то между английской деревней и Россией. – Не верите ни единому слову.
Я смотрел на его руки. Из-за артрита пальцы скрючились, но оружие он держал уверенно – был спокоен как никогда. Я бросил взгляд на дверь, прикидывая, какова вероятность, что дробовик заряжен, и успеет ли Жуков выстрелить. Успеет. С четыреста десятым обращаться легче всего, его дают детям, когда учат их стрелять.
– Сядьте, – сказал он, прервав мои рассуждения.
– Скоро приедут мои коллеги. – Я и сам понял, как неуверенно говорю.
Жуков тоже это заметил:
– Думаю, не так уж и скоро. Сядьте.
Я остался стоять.
– Кости, что лежали в могиле с собаками, принадлежат Ани Бауэр. В этом нет сомнений. Мы получили данные карты от стоматолога из Германии. Почему вы не обратились к нам? Чего боялись? Вы ведь знали ее.
– Видели когда-нибудь, что делает с лицом выстрел из дробовика? – спросил Лен.
Я сел за стол. В комнате было всего два стула – гостей Жуков не любил.
– Шныряете тут по ночам… Чего ищете? – Старик покачал головой и кивнул на сумку. – Вот это старье?
– Я искал не вас, Лен.
– А может, стоило бы? – Лен шевельнул стволом дробовика.
– Почему бы вам его не отложить? Давайте поговорим.
Он крепче сжал четыреста десятый больными руками.
– Вы спрашивали, как я сюда попал. С солдатами, на Т-34. Знаете, что это?
– Танк времен Второй мировой. Или Великой Отечественной, как вы ее называете. Т-34 – русский танк.
– Нет. Не просто русский. А тот самый русский. Он купил вам свободу, заплатил за вашу демократию. В Британии, в Америке. Вы однажды заметили, что для войны я был маловат. Все верно, в одиннадцать лет не повоюешь. Мою деревню захватили немцы, но я тогда был в поле и убежал. А потом, когда пришли красные, вернулся. Только деревни не осталось. Потому что мы были – не люди. Для фашистов. Понимаете? Моя мать, отец, бабушка, сестры – не люди. Я больше никогда в жизни столько не плакал. Так закончилось мое детство.
Он помолчал, не то предаваясь воспоминаниям, не то слушая ночь.
– Вместе с солдатами я отправился на запад. Все дальше и дальше, через мир, лежащий в руинах. Первый Белорусский, фронтовики. Знаете, почему они взяли меня с собой? Потому что меня звали почти как их полководца, Георгия Жукова. Как у вас эта штука называется?
– Талисман.
– Да, я стал талисманом. Я хотел жить, но сильнее – увидеть, как уничтожат Германию. Я закрыл свое сердце для жалости. – Он с недоумением покачал головой. – У немцев было так много! Столько богатства – и фермы, и скот. Зачем они полезли к нам?
– Из жадности, Лен, – сказал я, стараясь его успокоить. – Они хотели заполучить весь мир. Безумие.
Старик меня не слушал:
– Нашим солдатам нужны были женщины. Фрау, фрау! А мне – кое-что другое. Отомстить за семью. За родителей, деда и бабку, сестер. Фронтовики оставили меня в погребе. И одного за другим запустили туда с десяток эсэсовцев, которые уничтожили свои документы и сорвали погоны. Я слышал, как они кричали за дверью: «Нихт СС, нихт СС!» Наши ребята показали мне, что делать. Знаете как? Нож в шею, потом на себя и пинком спускаешь фрица вниз по лестнице. Я прикончил десятерых. Вы видите старика, но перед вами – убийца.
Мы посмотрели друг на друга.
– Думаю, вы давно никого не убивали, – сказал я. – Очень давно.
Он нацелил дробовик мне в лицо.
– Вы ненавидите немцев, – продолжил я. – Но ведь Аня Бауэр была немкой. И вы ее любили.
– Ее отец из Германии. А мать была русской – это моя дочь.
– В пятнадцать лет ваша внучка приехала пожить к вам, в Поттерс-Филд. Почему? Летние каникулы? Проблемы в семье? Или то и другое? Мне кажется, у ее родителей не все было гладко.
– Хватит, – сказал Лен твердо и направил дуло мне в грудь, чтобы не промахнуться, если выстрелит.
– И вот однажды Аня не вернулась домой. Пропала. Или уехала куда-то. Возможно, вы догадывались, что произошло, но не были уверены. А потом могила спаниелей провалилась, и вы увидели, что в ней лежат человеческие кости – Анины кости среди собачьих скелетов. А может, вы заметили их потом, когда могилу восстанавливали. Главное, в какой-то момент вы заглянули туда и поняли, что это останки вашей внучки.