Я взял две и сравнил. На одной, черно-белой, надгробие, забрызганное дождем, окружала нестриженая трава. На другой, цветной, было лето, траву аккуратно подстригли, камень блестел, отражая солнечные лучи.
Однако на этом различия не кончались.
– А куда делась надпись? – спросил я и поднял повыше черно-белый снимок.
На камне с летней фотографии она была, а на том, что вымок под дождем, – нет.
Мистер Купер улыбнулся. Эпитафию он помнил наизусть:
– «Братья и сестры, нельзя не сказать: собака способна вам сердце порвать». На старом надгробии этого и быть не могло.
– Почему?
– Да потому что могиле почти пять сотен лет. А стихотворение написал в начале двадцатого века Редьярд Киплинг. Старый камень буквально рассыпался.
– У вас есть другие фотографии? – спросила Эди.
Он усомнился, но все-таки нашел одну – с маленьким желтым бульдозером, стоявшим у треснувшего надгробия. На боку машины хорошо читалась надпись: «В. Дж. Хан и сыновья».
– Сначала никакой надписи там не было, – сказал Монти. – Или, по крайней мере, она начисто стерлась. Пять веков прошло, не забывайте. Но когда надгробие сменили, он решил добавить строчки из Киплинга.
– Кто? – спросила Рен.
– Директор, – ответил мистер Купер, потягивая виски. – Мистер Во сказал, что не хочет оставлять могилу без эпитафии.
Пока Эди Рен ела бутерброды с сыром в компании Монти, его жены и золотого ретривера, я поехал в Поттерс-Филд.
Близилась ночь, в школе было тихо, но главные ворота не заперли. Я оставил машину на парковке для персонала. В сумерках на спортивном поле виднелась чья-то фигура. Едва я направился к неизвестному, как вдалеке прогремел выстрел.
Стреляли из крупнокалиберного ружья. Казалось, что звук вобрал собственное эхо; когда оно стихло, я пошел дальше. В темноте здания школы выглядели заброшенными, трудно было поверить, что за их окнами находится целая тысяча душ.
Лен Жуков шагал по траве с чем-то вроде газонокосилки. Только приблизившись, я разглядел, что за стариком тянется длинная белая линия – он обновлял границу поля.
Я окликнул его, поднял руку.
– Не наступите! – предупредил Жуков. – Еще не высохло!
– Помните меня? Я детектив Вулф из Центрального управления.
Я потянулся достать удостоверение, но Лену было на него совершенно плевать:
– Помню, помню.
– Хотел уточнить кое-какие детали для нашего расследования.
Он даже не остановился. Мой голос тонул в шуме машины.
– Осторожней! – бросил Жуков через плечо по старой привычке покрикивать на мальчишек. – Уже темнеет, а я еще не закончил.
Я пересек двор, обогнул часовню и вышел на кладбище. По траве прокатилась волна шорохов. Передо мной проскочила белка и взлетела на дерево. Как раз когда я приблизился к могиле спаниелей, тишину разорвал еще один выстрел.
Я взглянул на эпитафию. «Братья и сестры, нельзя не сказать: собака способна вам сердце порвать».
От времени и сырости слова покрылись мхом. Я услышал за спиной шаркающие шаги и обернулся. По тропинке медленно шел Лен Жуков – решил проверить, что я тут делаю.
– Зачем приехали? – спросил он. – Посторонним в школу нельзя. Нужно предупредить о своем приезде, получить разрешение.
– Я как-то и не подумал, что эпитафии только сто лет, а самой могиле – пятьсот. Значит, надпись сделана в этом веке.
Он скривил губы, точно хотел сказать: и что с того?
– Просто удивляюсь, как я раньше этого не замечал, – продолжил я, будто сам с собой.
Прогремел выстрел.
– Такая уж у меня работа, Лен, – подмечать детали.
Он не сводил с меня глаз.
– А что это за стрельба? По-моему, двенадцатый калибр.
– Больше похоже на четыреста десятый. Вблизи он лучше, для стрельбы из укрытия. Там уничтожают грызунов и всякую мелочь. – Он вытер сведенные артритом кулаки о спецовку, заметил, что я смотрю на его руки, и спрятал их в карманы. – Крыс, кроликов, лисиц.
– Откуда вы, Лен?
Он нахмурился:
– Я вам говорил. Отсюда.
– Я имел в виду, где вы родились?
– В России.
– В России? Наверняка там вас звали по-другому.
– Лев. Почти так же.
– А в какой части России?
Раздался новый выстрел, ближе, и мы оба подняли головы. Долгий, раскатистый гром дробовика без конца повторяло эхо.
