– Джеймс Сатклиф, – сказал я.
– Джеймс был гением, – ответил Хан. – Он мог подняться выше, чем кто-либо из нас.
– Почему он покончил с собой?
– Из-за проблем с психикой. Родители думали, что, если доктора с Харли-стрит напичкают его антидепрессантами, все будет в порядке. Но таблетки довели его до самоубийства.
– В Поттерс-Филде у вас появились близкие друзья, – произнес Мэллори.
Хан сунул в рот сигарету, потом вытащил. Его трясло от нескрываемого презрения.
– Для того эта школа и предназначена, – сказал он.
Мне показалось, он сейчас спросит, к чему мы ведем – Хан знал, что мы в тупике. И тут он взорвался:
– Их убила ненависть! Ревность к чужому успеху! Эта страна ею провоняла. – Юрист сунул в рот сигарету. – Разве не ясно, черт побери? Их убила зависть!
* * *
Офицерская столовая базы Королевских ВВС, Брайз-Нортон, выходит окнами на аэродром. На взлетной полосе стоял пузатый самолет, его четыре двигателя пока не работали, вокруг ходили механики в желтых безрукавках, проверяя, все ли в порядке.
Широкую рампу под хвостом «Локхида C-130» уже опустили, однако солдаты в камуфляжной форме терпеливо стояли на асфальте, будто раньше специально тренировались, развивая умение ждать. Сегодня вечером гуркхские стрелки вылетали на задание.
Низкорослые желтолицые воины почему-то выглядели безобидными и свирепыми одновременно. Вдали посверкивали огоньки Оксфорда. Мы выехали после вечернего совещания и добрались до Брайз-Нортон всего за девятнадцать минут, но мне казалось, что Лондон остался где-то далеко.
Я обернулся, услышав хриплый смех.
Капитан Кинг и Мэллори сидели напротив друг друга на красных кожаных диванчиках. Инспектор с непроницаемым лицом подался вперед и молчал, ожидая, что скажет собеседник. Как и солдаты у самолета, Нэд Кинг был одет в камуфляжную форму.
– Простите, – сказал он, широко улыбаясь. – Никакой тайны здесь нет. Адам, которого я не видел много лет, пристрастился к наркотикам. Хьюго жить не мог без секса. Опасные увлечения, детектив.
– Но кто мог их убить?
– Сказать вот так, с потолка? Товарищи Адама, наркоманы. Жена Хьюго или ее русские дружки.
Мэллори покивал, словно обдумывая это предположение.
– Вы и правда считаете, что жена мистера Бака способна убить? – спросил я.
Кинг обратил ко мне испуганное лицо. Теперь он не улыбался:
– Я считаю, что это мог сделать кто угодно.
– С вашими друзьями расправились одинаковым способом. Все указывает, что убийца – один и тот же человек. По-вашему, это совпадение?
Капитан пожал плечами:
– Смерть непредсказуема.
На другом конце столовой постукивали бильярдные шары. Два офицера смеялись.
– Только жители Гильменда могут есть обед и одновременно опорожнять кишки, – сказал один.
– Да уж, они от нас в четырех часах лета, но отстали лет на тысячу.
Двигатели самолета загудели, и Кингу пришлось повысить голос:
– Я бы очень хотел, чтобы все эти ребята вернулись. Чтобы их не покалечили, не убили. Не привезли на родину в гробах, то есть не репатриировали, как сейчас модно выражаться. – Покрытое шрамами лицо скривилось, будто капитана тошнило от этого слова. – Мне противно, что отважных ребят будут жалеть всякие Даррены и Шерон, стоящие у торговых центров. – Он пресно улыбнулся. – «О вы, ликующие вслед ребятам, что идут на смерть…»
– «Молитесь, чтоб не знать тот ад, где молодость и смех сгорят»[5], – продолжил Мэллори.
– Неплохо, детектив, – с усмешкой заметил Кинг. – Что вы посещали?
– Что посещал?
– Какую школу?
Мэллори улыбнулся:
– Я учился в простой государственной школе. В городке Банф, на север от Абердина. Мы любили поэтов Первой мировой.
– Да, Зигфрид Сассун, – кивнул Кинг. – Дожил до преклонных лет, умер в шестьдесят седьмом. А вот его друг, Уилфрид Оуэн, погиб всего за неделю до перемирия. Судьбы двух великих поэтов прекрасно иллюстрируют, что смерть слепа. Я хочу, чтобы мои ребята вернулись домой, однако выйдет иначе. Мы прилетаем ночью, сразу нас убить афганцы не смогут, но рано или поздно они этим займутся. Самые невезучие станут инвалидами. Одна, две, три ампутации, а то и полный набор – ампутация всех конечностей. Кто-то останется без яичек, а кто – без лица. Говорят, что реконструкцию пениса в наши дни делают все чаще. И никакой ликующей толпы эти парни не увидят. Только мины у обочин, случайные пули от американцев или наших афганских союзников. Потом какой-нибудь местный полицейский решит, что Бог велел ему взорвать как можно больше моих солдат. Они будут подрываться на самодельных минах или на тех, которые оставили за собой русские и талибы. Кто-то вернется домой в инвалидной коляске, а кто-то – в гробу. Смерть – это цена, которую мы платим за жизнь, джентльмены. Иногда счет выписывают слишком рано. Смерть не знает ни справедливости, ни логики. Вы оба полицейские и понимаете это. Смерть не шутит.
