– Понимаешь ли, – заговорил брат Дубрава, не открывая глаз, – мне это стало понятно приблизительно год назад. Я и раньше догадывался, а потом вдруг сразу все понял.
– Так уж и все? – с легкой ехидцей осведомился Зимородок.
– Да, – сказал брат Дубрава. – Одним вечером мне это особенно стало ясно. Я смотрел, как спит собака. Ей снились сны. Сперва она бежала куда-то, шевелила во сне лапами и лаяла. Собаки, когда спят, очень смешно булькают горлом… – И брат Дубрава издал несколько странных булькающих звуков. Стрекозы взлетели, но одна из них вскоре вернулась и села Дубраве на лоб. – Потом ей стала сниться еда. Я погладил ее, она проснулась, несколько раз ударила хвостом. Мы встретились глазами. И я вдруг понял, что все про эту собаку знаю. Ее интересы, ее дела. Вот тогда все окончательно выяснилось… – Он вздохнул.
– Что выяснилось?
– Что я брат им всем. Некоторые из них это тоже понимают. Например, собака.
– М-да, – произнес Зимородок.
– Эй, на пароме! – донесся с берега зычный голос пана Борживоя. – Долго вы там еще?
– Видал? – обратился Зимородок к брату Дубраве. – Понукало выискался.
– Это он не со зла, – сказал брат Дубрава и, приподнявшись, крикнул: – Мы закончили!
Зимородок подтолкнул Дубраву к краю парома:
– Иди-ка ты лучше на берег и растолкуй этой своре, что пора собирать пожитки. И пусть снимут обувь. А то у толстого пана она и без того каши просит.
Ни слова не говоря, брат Дубрава, рассекая грудью воду, направился к берегу.
– Шест! – крикнул ему в спину Зимородок. – Шест срубите!
По правде говоря, Зимородку нужно было избавиться от Дубравы, поскольку делать всеобщим достоянием свой сговор с водяными он не собирался. Брат Дубрава удалился очень вовремя. Неподвижная гладь воды уже слегка волновалась, и у самой поверхности угадывались два зеленых пятачка.
– А вот и брат Борька приближается, – пробормотал Зимородок, – и два брата Тритона в роли погонщиков.
И точно, это были они. Вот уже можно разглядеть в глубинах мощное темное тело сома… Зимородку начало казаться, что столкновение огромного сома с паромом неизбежно. Но речное чудище в последний момент нырнуло под паром. Слышно было, как рвутся под водой последние тонкие корешки.
Водяные вскарабкались на бревна, поглядывая на Зимородка с нескрываемым торжеством. По всей вероятности, вид Борьки, рассекающего черные воды реки, произвел настолько сильное впечатление, что Зимородку не удалось сохранить невозмутимый вид.
– Ну что, каков наш Борька? – спросил Всемил.
Зимородок отвечал искренне:
– Хорош!
Водяные зачастили наперебой:
– Как там твои, готовы переправляться?
– Ты уверен, что они не вернутся?
– А вдруг кто-нибудь захочет остаться?
– Увезу всех! – пообещал Зимородок. – Вы мне, братцы, верьте.
Он спрыгнул в воду и пошел на берег.
Брат Дубрава, хоть и понимал, о чем думают собаки, стрекозы и какие-нибудь рачки, слабо разбирался в том, как должен выглядеть шест, которым можно сдвинуть с места махину старого парома. Он предъявил Зимородку самолично вырубленный им предмет, коему более всего подошло бы наименование дрына. Но Зимородок не стал ничего говорить, поскольку крепко надеялся на помощь Борьки. Он объявил, что все готово к отплытию, и вся компания повалила к реке.
Девица Гиацинта, вдруг утратив мрачный вид, пискнула:
– Ой, холодная!
Зимородок присел перед Марион на корточки и велел ей забираться к нему на плечи.
Посреди парома вальяжно развалился пан Борживой. Возле него пристроился Гловач с лютней. Девица Гиацинта в мокром платье скрестила на груди руки и вперила взоры в водную пучину. Судебный исполнитель Кандела уселся, скрестив ноги, под кустом. Он нарочно повернулся спиной к Борживою. Рядом с ним устроился философ. Краем глаза Освальд фон Штранден поглядывал на Мэгг Морриган. Лесная маркитантка отжала подол юбки, удобно расположилась у своего короба и уже набивала трубку табаком. А на носу парома стоял брат Дубрава со щепками в волосах и смотрел вперед, совершенно счастливый.
Наступал решающий момент. Зимородок лихо вскрикнул:
– Э-эх, навались!
И опустил дрын в воду, делая вид, что отталкивается от дна.
