– Займись собой и Людвигом, а я попрошу у наших хозяев какую-нибудь обувку. Дальше босиком идти нельзя. С повязками справишься?
– Любая девушка благородного происхождения с детства обучается… – начала Гиацинта.
– Вот и хорошо, – сказала Мэгг Морриган.
Дубрава показал на босые ноги лесной маркитантки:
– А как же ты?
Мэгг Морриган тихонько рассмеялась:
– Во-первых, я не поранилась. А во-вторых… – И она вытащила из своего короба пару стоптанных сапожек. – Вот это я ношу зимой.
– А если у них не найдется для нас сапог? – спросил Людвиг.
Мэгг Морриган пожала плечами:
– Это не мне решать, но я бы всех обезноживших оставила пока в пещере.
Однако до такого не дошло. В пещере отыскалась подходящая обувь, снятая, как любезно объяснили горцы, с убитых. Кроме того, Людвига снабдили теплым плащом, поскольку из всех одежды у него были штаны да рубаха.
Хозяева предлагали пару добротных башмаков и пану Борживою, но тот наотрез отказался расставаться с сапогами из Сливиц.
– Они хранят в себе частицы родной почвы, – растолковал он. – От этого я чувствую в ногах особенную силу.
Идти предстояло по дороге. Как объяснил предводитель горцев, выше в горах неприятеля нет.
Путешественники во все глаза наблюдали за подданными Драгомира. Все они, как на подбор, были людьми высокими и хмурыми. Удивляла их одежда: вязаные из овечьей шерсти просторные рубахи и состоящие из разноцветных клиньев юбки. Вероятно, в холодное время года они носили также и штаны. Между собой эти люди, впрочем, общались очень просто и были довольно смешливы, но стоило заговорить с ними чужаку, как они тотчас принимали суровый вид.
Марион это сбивало с толку. Она чувствовала себя маленькой, не стоящей внимания девочкой. В Зимородке, напротив, росла уверенность в том, что переговоры с Драгомиром окажутся удачными.
Остальные, похоже, были заняты – каждый своими делами, и мало беспокоились об успехе миссии. Штранден шепотом рассказывал Мэгг Морриган о ночной вылазке. Людвиг и Гиацинта со страдальчески-счастливыми улыбками ковыляли молча, держась за руки. Гловач беспечно вертел головой, созерцая окружающий его необычный мир. Пан Борживой обсуждал с одним из горцев принципы осады и обороны укрепленных стен. Брат Дубрава, переставляя ноги с большим трудом, все же находил в себе силы радостно удивляться красоте горного пейзажа.
Дорога поднималась все выше и выше. Один раз они миновали горный луг, где паслось небольшое стадо овец. А затем вновь потянулись отвесные скалы.
– Вот он, – произнес Зимородок и показал Марион куда-то наверх.
Она сразу увидела ЭТО.
Трехбашенный замок, словно вырастающий из скалы. Он как будто поглядывал на путников – не то с насмешкой, не то с угрозой.
– Да! – с чувством молвил пан Борживой. – Не хотел бы я штурмовать вот такое!
– Эту крепость возвел еще Драгомир Могучий, – сказал предводитель горцев. Его голос зазвучал неожиданно тепло: – Он был мудрец, наш первый Захудалый граф, и все предусмотрел. За двести лет эту крепость так и не сумели одолеть враги.
У самых крепостных стен была сложена высокая пирамида из черепов. Во многих зияли отверстия. Гладкая желтоватая кость слегка поблескивала.
Марион вцепилась в руку Зимородка. Пан Борживой выпрямился, выпятив живот и слегка раздув ноздри, а Гловач легкомысленно присвистнул.
Довольный произведенным эффектом, предводитель горцев сказал:
– Все эти господа были настолько любезны, что принесли сюда и сложили здесь свои головы.
– Великолепно! – вскричал пан Борживой. – Ха-ха! Почему это мы в Сливицах до такого не додумались? За двести лет там бы тоже накопилось, знаете ли!..
Со стен гнусаво запела труба. Ворота раскрылись, и путешественники вступили в замок.
