Правда, Даниель не должен ее винить: она могла набросать портрет любого встречного – попутчика в автобусе, посетителя кафе, попугая из ресторана. Но с другой стороны, трудно поверить, что ее встреча с Дюпоном была случайной.
Даниель смутно ощущал, что его втянули в какую-то интригу, автор которой и цели ему неизвестны. При этом вся авантюра, если Отбросить ее пагубное психологическое действие, казалась только смешной и даже нелепой. Валери вообще не приняла ее всерьез.
Даниель еще раз прочитал написанное. Он очутился в удивительной роли героя своего же собственного романа, героя, поступки которого от него, автора, больше не зависят. Он уже не мог трезво рассматривать события с точки зрения постороннего наблюдателя. Впрочем, и посторонний наблюдатель не смог бы почувствовать страх, вызванный скорее инстинктом, чем фактами. Удалось ли ему описать ситуацию так, что читатель разделит эти чувства?
Внезапно к нему пришла идея. Он вставил в машинку чистый лист.
«Дорогой Морис!
Моё интервью в „Криминалистике” поставило меня в положение, о котором я бы – хотел узнать твое мнение. В приложенной рукописи я все точно описал.
Честно говоря, я как-то стихийно взялся за этот роман. Намерения персонажей, их мотивы и взаимоотношения мне самому не совсем еще ясны, и я зашел в тупик. Но по-моему, тема очень хороша, только я не уверен, правильно ли начал ее раскрывать. Не сможешь ли ты просветить меня на этот счет?
Ты знаешь, как я ценю твое мнение. Может, па этих днях нам удастся вместе поужинать?»
Даниель решил использовать это письмо как начало своего романа. Но сперва он хотел узнать мнение Мориса о приключившемся странном случае…
«…Использовать это письмо как начало своего романа. Но сперва он хотел узнать мнение Мориса о приключившемся странном случае…»
Морис Латель перевернул последний листок рукописи, напечатанной почти на пятидесяти страницах. Он сразу узнал безукоризненный шрифт «Смит-короны» Морэ.
Сперва содержание развеселило Мориса, но постепенно стало все больше удивлять своей оригинальностью. Автор участвовал в событиях как главный персонаж и писал о себе как о постороннем, в третьем лице.
– Чудной парень этот Даниель, – произнес Морис вслух и ударил кулаком по столу.
Милорд, спавший в удобном кресле, со скучающим видом открыл глаза.
– Хотелось бы мне знать, действительно ли он не представляет, что писать дальше, или просто мистифицирует меня.
Милорд тихо мяукнул и снова задремал.
– Видно, рукопись не произвела на тебя сильного впечатления, – сказал Морис.
Он имел обыкновение делиться с четвероногим другом своими проблемами. Таким манером ему частенько удавалось найти правильное решение, к которому простое размышление не приводило.
Морис имел высокий рост и приятную внешность. В спокойном расположении духа он походил на Милорда с его бархатистыми лапками, но при необходимости мог показать и когти. Он подошел к коту и погладил его по мягкой пушистой шерстке.
– Если он действительно попал в тяжелое положение, то мы должны ему помочь, не правда ли, Милорд? Но как? – Ответ на подобный вопрос было не легко найти. – Все же решение необходимо. Начнем сначала. – Он заметил, что Милорд окончательно заснул. – Э, брат, да тебя это не интересует…
Лателю было сорок два года, он очень любил своего кота и свою профессию. Второе место занимала его квартира, обставленная с утонченным вкусом. Многочисленные гобелены и ковры приглушали все звуки. Но, конечно, превыше всего на свете для него была Изабель – частица его «я», неразрывно связанная с ним, как сердце или мозг.
Он вошел к ней в комнату и застал крутящейся перед зеркалом. Она приветствовала его словами:
– Доброе утро, любимый кузен.
Он низко поклонился.
Изабель продолжала:
– Я заметила, что вы были озабочены, когда сегодня утром расстались со мной. Вы взяли меня за руку – теперь я прошу вас протянуть свою. Тогда я отказалась поцеловать вас, а сейчас поцелую.
С неподражаемой грацией она подошла к нему и чмокнула в щеку. Потом подвела к софе.
– Вы заявили мне, дорогой друг, что хотите поговорить со мной о дружбе. Сядем и поболтаем немного.
