— Если мы решимся на безумный штурм Магдалы, мы все погибнем! Этот план обречён на провал! Мы должны отказаться от него и осаждать крепость!
Что-то надорвалось в душе Валериана.
— Ради бога, Пётр, перестань во всём видеть только плохое! — Он с удивлением слышал свой крик и то, что назвал товарища его старым именем. — Если бы ты слушал негуса, то знал бы, что осада бесполезна. Это ты должен нести ответственность и принимать решения, не я! — обида и раздражение, которые он сдерживал неделями, прорвались кипящей волной. — Я устал брать на себя ответственность и тащить тебя! Ты называешь себя римлянином?! С тех пор как мы покинули Гондар, от тебя нет никакого толку. Ты стал обузой!
Юстиниан уставился на Валериана, ошеломлённый его вспышкой. Когда значение сказанного дошло до него, он медленно покачал головой, словно стряхивая наваждение. Казалось, как у Павла, следующего в Дамаск, с глаз у него упала невидимая пелена, и он посмотрел на себя и своё поведение со стороны.
— Ты прав, старый друг! — тихо произнёс он. — Спасибо за правду — мне было это нужно.
Он робко улыбнулся.
— Завтра... что скажешь, если мы пошлём на равнину Ислам-ги разведчиков и прикинем, где лучше установить катапульты? Хорошо?
— Хорошо, — Валериан улыбнулся в ответ и протянул другу руку. — Хорошо и... с возвращением!
Громадные осадные машины, до этого бывшие лишь непонятным грузом из брёвен и металлических деталей, которые везли в телегах мулы и вьючные лошади, были должным образом собраны на равнине прямо напротив твердыни Магдала. Под присмотром Валериана работал целый отряд механиков и инженеров, выполняя свою работу даже под шквалистым ветром и ледяным дождём до самого рассвета. Прикрывая их, на равнине расположились римский кавалерийский отряд и рота эфиопских копейщиков под командованием Юстиниана и одного из офицеров негуса. Это было простой предосторожностью, потому что гарнизон крепости едва ли решился бы на вылазку, учитывая превосходящие во много раз силы римлян и негуса.
Юстиниан был почти счастлив. Полностью придя в себя после разговора с Валерианом, он испытал очищающее чувство стыда, которое помогло ему найти себя. Теперь он с тихой гордостью видел, что выглядит как настоящий солдат, полководец, ведущий за собой мужчин в бой. Даже ужасная погода и ледяной ливень приносили ему нечто вроде удовлетворения — потому что безразличие к подобным трудностям он считал признаком настоящего мужчины и солдата.
Метко прицелиться позволяли специальные приспособления — онагры, или ослиные ноги. Каждый онагр состоял из длинного шеста, который натягивала мощная тетива из свитых бычьих жил, — она же смягчала отдачу после того, как спусковое устройство приводили в действие. На конце шеста закреплялся снаряд — большой каменный или железный шар. Когда тетива спускалась, снаряды с огромной силой летели в цель; несколько таких снарядов были способны разбить в щепки мощные деревянные ворота, а со временем — и каменные стены превратить в руины.
Другой вид римской артиллерии назывался баллиста и предназначался для убийства людей. Витой шнур соединял два зарядных устройства, в которые закладывались дротики, болты или короткие копья, — после освобождения шнура такое оружие могло пробить любые доспехи, словно гвоздь — глину.
Хотя союзники-иудеи — их можно было отличить по форме шлемов и более светлой коже — наверняка предупредили галла о разрушительной силе римских катапульт, те скорее выказывали любопытство, а не страх, осыпая насмешками римлян, неторопливо собиравших огромные механизмы на равнине.
— Когда будешь готов, дуценариус, — Валериан коротко кивнул сержанту, командовавшему первым онагром.
Шестеро артиллеристов оттянули тетиву, и гигантское «плечо» первого онагра опустилось к земле, принимая в своё ложе первый железный шар.
— Jacite![38] — скомандовал дуценариус. Спусковой рычаг был нажат, и огромная машина послала снаряд в цель. Шар ударил в бруствер над воротами крепости, подняв целый фонтан каменного крошева. Артиллеристы возбуждённо и радостно переговаривались.
— Хорошая стрельба, — одобрительно сказал Валериан. — Стрелять по готовности.
