— И теперь этому контролю угрожает опасность. Упомянутый Иоанном Зу-Нувас — принц химьяритов, еврейского племени, живущего в Южной Аравии. Как и многие другие еврейские племена на полуострове, химьяриты пользуются особой протекцией Персии. В «холодной войне», о которой говорит Иоанн, персам выгодно иметь сильного еврейского правителя в Аравии, потому что это автоматически ставит заслон на пути христианства — а значит, и Рима. Надо ожидать вторжения Зу-Нуваса в Аравию и изгнания эфиопского гарнизона. Иоанн... полагаю, это более или менее точная картина?
Иоанн лишь кивнул, подтверждая сказанное, и император продолжал:
— Ко мне через патриарха Александрийского Тимофея обратился Элла Атсбеха, царь Эфиопии, — или негус Аксума, как он сам себя величает, — за восстановлением статус-кво.
Разговор сместился из области высокой политики в область военную, и Юстин чувствовал себя намного увереннее.
— Я предлагаю следующее: мы пошлём римский корпус в Эфиопию, где он присоединится к войскам негуса и отправится на восстановление его власти в Счастливой Аравии.
Император повернулся к Юстиниану с улыбкой.
— Я готов уволить нынешнего главнокомандующего Восточной армией, если ты согласишься занять эту должность[34]. Как тебе идея? И заодно возглавишь римский корпус в Эфиопии. Твой друг Валериан мог бы стать твоим заместителем.
Изо всех сил стараясь скрыть тревогу, Валериан пытался прочитать на лице друга его реакцию: удивление и удовлетворение боролись в Юстиниане. Сердце у Валериана ухнуло в пятки, когда Юстиниан после долгой паузы ответил немного странным тоном:
— Я почту за честь, дядя... Что я могу сказать кроме слов благодарности?
— Ты заслужил это, племянник, — тепло отозвался император. — Без твоей помощи и помощи Иоанна я бы никогда не смог управлять Римской Империей.
Это, несомненно, было правдой, хотя Валериан нутром чувствовал, что его друг совершает большую ошибку, принимая на себя командование Восточной армией. Юстиниан умел вдохновлять людей своими речами и склонять на свою сторону даже противников, в этом он был несомненным лидером. Но, будучи блестящим администратором, он, по мнению Валериана, никогда не был решительным человеком, «человеком действия» — хотя было ясно, что сейчас он готов исполнить эту роль. Валериан не сомневался в том, что это был самообман, продиктованный гордыней. Военный опыт его друга ограничивался ношением парадной формы и чисто церемониальными обязанностями — как он сможет вести за собой армию в отдалённых и, несомненно, труднопроходимых местах, в опасной близости от полудиких племён, ведя борьбу против врага, об истинной мощи которого они пока могли только догадываться?
За время их долгой дружбы Валериан уже успел узнать, что Юстиниан подвержен нервным срывам в минуты опасности: случай с Неархом в студенческие годы, затем его реакция на провозглашение дяди императором три года назад... Что ж, возможно, если непредвиденных осложнений не будет, Юстиниан просто сможет играть роль полководца? Кроме того, Валериан будет рядом с ним и сможет помочь и подсказать другу.
Или всё пойдёт совсем не так и закончится катастрофой — как авантюра Красса против парфян несколько веков назад. Римский богач и политик вообразил себя полководцем — это имело фатальные последствия для него самого и для людей, которых он возглавил. Тем не менее отговаривать друга было бессмысленно, решил Валериан. Это всего лишь посеет между ними недоверие, а потом и вражду — в условиях, когда прежде всего необходимо ровно обратное.
Через два дня после того, как римские войска достигли ворот Гондара, негус — его полный титул был негуса Нагаст за-Итиопия (Царь царей Эфиопии) — прибыл туда же в сопровождении части своей армии — 10 тысяч худощавых горбоносых воинов, вооружённых копьями, мечами и щитами, обтянутыми сыромятной кожей. Состоялась официальная встреча римских командиров и негуса с его приближёнными.
Негус Элла Атсбеха выглядел, на взгляд Валериана, впечатляюще — высокий молодой человек с орлиными чертами лица, исполненный прирождённого достоинства, что сразу выделяло его из свиты. Его одежда мало чем отличалась от старинной римской тоги, которую носили только сенаторы, за исключением широкой пурпурной каймы.