— Красивая штука. Носи!
Они прошлись по городу. Здесь были каменные низкие дома купеческого склада, церкви и остовы церквей. В витрине под стеклом висела местная газета «Советская мысль».
Навстречу шла гурьба школьников. Не все были в форме, две девочки вовсе без передников, а одна — в белом. «Разве какой-нибудь праздник?» — удивилась Надя. И тут же поняла: купили белый, она и носит его и в праздник и в будни… Здесь не Горький. И даже не Архангельск. Девочки шли, шутливо переговариваясь с мальчиками; светлые, соломенные косы весело блестели под солнцем. Вились по ветру красные галстуки.
«Человек счастлив везде или нигде», — снова подумала Надя. Нет, ей не хотелось остаться здесь навсегда. Но она понимала, что и в этом пыльном городе живет радость. Та, о которой говорил Лучников.
На пристани они встретили его. Он ждал катера. Корабли стояли на рейде, готовясь к отплытию.
— Лоцманов дали? — спросил Андрей.
— Развезли уже по кораблям. Сейчас двинемся.
— Как уровень на Сухоне?
— Падает…
Лучников досадливо поглядел на небо.
— Сейчас бы дождичек хороший… Дня на два.
Небо было голубое, ясное. Обещало жаркий, долгий день. Ослепительно белели выстроившиеся на рейде, согласно ордеру, теплоходы. Впереди «Машук», за ним «Кольцов», дальше «Памир» и «Грибоедов».
— Опоки бы пройти, — сказал Лучников. Он достал папиросы, протянул пачку Андрею — забыл, что тот не курит. — В Опоках будем в девятнадцать. До тех пор вода еще упадет. Так или иначе дна достанем. Если меня не будет в рубке, помните, Андрей Иванович, царапнули по дну — ход не сбавлять, полный вперед! Так держать! Ясно? Силой машин продираться будем. Переведете в такой момент на «малый» — всё, сели!
— Есть полный вперед! — сказал Андрей. В голосе его не слышно было энтузиазма. Он думал: не поломать бы руль.
— Вы о руле бросьте думать, — сказал Лучников. — Руль починить можно. Вы обо всем отряде думайте: флагман сядет — и все сядут.
Подошел катер. Лучников легко забрался в него и подал руку Наде. Она была уже на катере, и палуба качалась под ее ногами, а он все держал ее руку в своей, словно забыв отпустить. Рука у него была крепкая, надежная.
Приняв на борт Андрея, катер полетел, огибая весь караван, к флагманскому «Машуку».
«Машук» приближался, становясь все больше, и виден был уже старик Прямков, разглядывающий их в бинокль.
Снова идут корабли, уже по Сухоне. С высокого откоса несется мелодичное северное: «Далеко-о-о-ли?»
Теперь недалеко. Скоро Волга. На Сухоне высокие берега с обнаженным срезом, хорошо видны наслоения породы. На желтых скалах то сосна, то домишко. Вдоль берегов запани. С откосов спускаются к ним желоба, по которым скатывают в воду бревна в пору молевого сплава. Сплав начнется вот- вот. Лучников просил придержать моль, пока отряд кораблей пройдет Опоки. И сплавщики терпеливо ждут. Вода чиста. Над водой совсем низко скользят пары диких уток. Их стремительный, трепетный полет так слажен, словно они связаны одной невидимой нитью.
Высоко в небе косяки гусей тянутся с юга на север.
— «Река времен в своем стремленьи уносит все дела людей», — вдруг с чувством декламирует Прямков.
«Уносит все дела людей…»
Он стоит рядом с Надей на третьем деке, в своей кепке с пуговкой.
«Откуда он знает стихи Державина? — думает Надя. Она смотрит на старика с новым любопытством. — Да и вообще, что я знаю о нем?»
В последние дни он даже на палубу выходит редко. Все сидит у себя в каюте, прячет от людей тоску. Там, на Севере, где хозяйничали моряки, он чувствовал себя лучше. Здесь же, на реках, душа его затосковала с новой силой. Хуже нет, чем болтаться среди людей, занятых делом. И не просто делом, а твоим кровным.
Его советов никто не спрашивал. Его помощи никто не просил. Его опыт был здесь не нужен, Подросли новые капитаны. Те, что мальчишками играли в футбол на волжских прибрежных лугах и, прервав игру, махали с обрыва красавцу «Богатырю». Он и теперь казался Прямкову красавцем. До сих пор по ночам снился ему низкий солидный гудок — так, наверно, снится голос близкого человека спустя много лет после разлуки. И старик просыпался с бьющимся сердцем, садился на кровати и долго сидел, хлопая ресницами, вслушиваясь в тишину. Ну, а в общем все правильно. Подросли новые капитаны. Сторонись, старик, освобождай фарватер!
