Аммар понял, что видит знаменитого святого – Ахмада-и-Джама, по прозвищу Могучий Слон. Именно этот суфийский шейх возвысил свой голос против халифа, упрекая того в отсутствии упования на Всевышнего и скрытом многобожии. Аммар ибн Амир, громко возвещал святой муж, отказался от надежды на помощь свыше и обратил свое упование на сотворенное существо – на демона-самийа. Язычник-сумеречник не может спасти халифат! – кричали со ступеней мечетей, на кладбищах и у мазаров его последователи. Иблис попутал эмира верующих – ибо только нечистый мог внушить людям нечестивую мысль прибегнуть к помощи нечистого, мерзкого существа и доверить тому командование войсками халифата. А теперь Аммар ибн Амир, говорил шейх, – не иначе как по наущению богомерзкой твари – берет в жены женщину сумеречной, порченой крови! О верующие, – кричали дервиши, – если так пойдет дальше, то скоро на престоле халифата мы увидим остроухое большеглазое существо, а у ступеней трона будут стоять с одной стороны сумеречница, родившая нам такого наследника, а с другой – сумеречник, возведший на престол аш-Шарийа отпрыска своей крови! Халифа необходимо обратить, Аммар ибн Амир должен совершить покаяние и отослать обе твари туда, где им место, – в ревущий огонь ада!
– Ах ты сука, – по-змеиному зашипел Тарик. – Ах ты гадкая, гадкая сука… Заграбастал чужое место и теперь измываешься…
– Над кем? – испугался Аммар.
– Над Айшой, – ответил Тарик и отпустил цвета в чаше. – Своими видениями Айша обязана вот этому пещерному ублюдку. Знамя лежит на надгробии Амайа-химэ. Как же я сразу-то не догадался, глупец я, баран…
– Ой, шайтан… – До Аммара стал доходить ужас его положения. – Ой, шайтан, это же Слон…
– Ну и что? – мрачно удивился нерегиль.
– Тебе ничего! – взорвался халиф. – Тебе, собаке языческой, ничего! Это святой! Святой шейх, понимаешь ты или нет! Его называют одним из сорока девяти святых аутадов, каждую ночь обходящих вселенную! Он каждую ночь докладывает кутбу[61] о несовершенствах, и тот их исправляет! Без его благословения все рухнет!
– Аммар, ты что, рехнулся? – искренне удивился Тарик.
В ответ он получил рукавом по затылку. Халиф схватил нерегиля за волосы, пригнул голову к ковру и, с силой дергая вниз, заорал:
– Чтоб ты мне! Ничего! Как в прошлый раз! Ничего! Не смей! Тронешь пальцем – убью, сожгу, развею прахом! Понял, тварь? Мне только восстания не хватало! У него под рукой ар-Русафа, ты понял, нет?!
Тарик придушенно кричал и скребся по ковру когтями.
– Ты понял или нет?!
Нерегиль колотил ладонями и пытался что-то крикнуть сквозь расплющенные о шерстяной ворс губы. Аммар его наконец расслышал:
– Айша! Айша!
Вздернув сумеречника за волосы, халиф придвинул его лицо к своему и сквозь зубы прошипел:
– Не тронешь святого шейха пальцем! Арестуешь, привезешь в столицу. Я сказал – не тронешь пальцем! Ты понял меня, нет? Я сказал не «не тронешь пальцем» – а «НЕ ТРОНЕШЬ ПАЛЬЦЕМ»!!! Ты понял – нет, или тебе повторить?!
Сквозь хриплое дыхание нерегиль выдавил:
– Пусти.
– Я спрашиваю, ты понял или нет?!
Лицо самийа помертвело:
– Пусти. Убью.
Аммар разжал пальцы. Тарик, тяжело дыша и не сводя с него широко раскрытых глаз, медленно отодвинулся.
– Значит, так, – мрачно проговорил халиф, подымаясь. – Возьмешь сколько надо людей, поедешь прям завтра с утра. Привезешь почтенного Ахмада-и-Джама в столицу, как драгоценную вазу. Он обладает огромной властью над духами и джиннами, и я допускаю мысль, что он тебе напинает задницу, прежде чем согласится принять мое приглашение. Я даже допускаю мысль, что он уже знает о нашем разговоре и готовится принять тебя как… подобает. Он отправил на тот свет тучу народа, который вел себя с ним непочтительно. Так что советую быть почтительным и вежливым. Передашь святому, что Аммар ибн Амир почтительно испрашивает его благословения на брак. И привезешь в столицу. Ты понял или нет?!
Тарик молча склонился в церемониальном поклоне.
– Так-то лучше, – сказал халиф аш-Шарийа и вышел из комнаты.
Нерегиль бессильно сполз по теплой после солнечного дня стене. Уткнув лицо в колени, Тарег охватил их руками и так замер.
