Стараясь ступать бесшумно, он прошел в ванную комнату. Включил воду, слушая умиротворяющее журчание, усмехнулся отражению в зеркале. Что ты там надеешься увидеть, на исходе пятого десятка? Густой ежик волос серебрился в свете флуоресцентных ламп, кожу избороздили десятки шрамов, нос свернут набок, глубоко посаженные серые глаза смотрят колко и подозрительно. Сергей задумчиво провел ладонью по колючей скуле. В больнице к нему дважды приходила психолог. Спокойная женщина со стрижкой каре и внимательными карими глазами. Она была немного похожа на французскую певицу Мирей Матье. Она долго расспрашивала его про детство, и Авдеев с неприятным удивлением понял, что почти ничего не помнит. А обрывочные фрагменты, всплывающие по воле таинственного подсознания, никак не ассоциировались у него с его нынешней личностью. Словно читаешь научную книгу или смотришь на полотно художника-абстракциониста. Вроде бы все знакомое, а общий смысл ускользает.
— Вам желательно научиться примиряться с собой, Сергей! — улыбнулась психолог. — Иначе эта враждебность к собственной личности вас прикончит раньше времени.
— Девять жизней… — пробормотал Сергей.
— В каком смысле?
Двойник французской шансонье удивленно подняла левую бровь. Густую и черную.
— Поговорка есть такая, — сказал Авдеев. — У кошки девять жизней.
Психолог или не поняла его, или сделала вид, что не поняла. Она холодно улыбнулась в ответ на его замечание.
— Разрушать вы научились, Сергей, возможно, настало время созидать и прощать…
Сергей встряхнул флакон с кремом для бритья, на ладонь с шипением выплеснулась белая пена. Стоять на левой ноге было неудобно, но если он переносил вес на обе ступни, бедро начинал выкручивать жгут боли. Он привык к боли, боль сопровождала его большую часть жизни, трудно было смириться с вынужденной беспомощностью. Доктор Алиев излучал оптимизм.
— У вас отличная физическая форма для… — Он запнулся и сконфуженно замолчал.
— Вы хотели сказать, для моего возраста! — кивнул Сергей. — Все нормально, доктор! Как там оно пелось? Мои года — мое богатство!
Он провел лезвием по скуле. Бриться было приятно. Он не понимал мужиков, пренебрегающих этой каждодневной процедурой. Завершив, ополоснул лицо холодной водой. Контрастный душ примет позже, решил Авдеев, когда проснется Надя. Все так же, на цыпочках, ступая только на пальцы, он прокрался на кухню. Без участия ступней ходить было легче. Надя в шутку называла его кухонным боксером.
— Так и привыкнешь скакать на носочках! — Она взъерошила ему волосы, отросшие за время нахождения в больнице.
Сергей взглянул на висящие над зеркалом часы: 08:26. Он затруднялся вспомнить, когда способность безошибочно угадывать время ушла из его жизни. Это случилось внезапно и бесповоротно, будто чья-то рука повернула в его голове какой-то тумблер. Обнаружил на проводах Сени Лифшица в Израиль. Семен крепко напился в тот вечер, мужчины сидели, обнявшись, и пели старые песни советской поры. А когда наутро Авдеев проснулся, вместо пульсирующего таймера сквозила бездонная тишина. Короткая мысль пронизала в тот миг его сознание, как трассирующая пуля разрывает ночную мглу. Вот так, однажды, придет смерть! И, пожалуй, впервые мысль о смерти показалась ему зловещей и страшной, какой в детстве кажется черная тень в затемненном углу комнаты. Он поставил на огонь старенькую джезву, достал банку кофе. Засветился экран лежащего на столе смартфона. Голубой фон экрана высветили буквы. Марина. Сергей скользнул пальцем по дисплею.
— Привет, дочь! — прошептал он, оглянувшись на комнату, откуда доносилось ровное дыхание спящей Надежды. — Что так рано?
— Хотела первой поздравить своего прекрасного отца!
Голос дочери звучал бодро, однако он уловил нотки беспокойства, звучащие в нем.
— Тебе это удалось! — сказал Сергей, высыпая черный порошок в кипящую воду.
— Правда, папа! Ты самый, самый, самый замечательный отец!
— Спасибо, Марина… — Он поневоле улыбнулся. — А какой же твой новый бойфренд?
Девушка снисходительно засмеялась.
— Осваиваешь молодежный сленг? А почему шепчешь?
— Надя спит…
