Бусыга уже сидел за камнями, там, где из расщелин торчали стволы пищалей. Караван-баши встал первым перед фыркающим конём сотника. По левую руку от него, чуть сзади расположился Книжник. Совсем позади пристроился Проня, его тело до шеи, будто щитом, прикрывала круглая маска древнего Бога.
Бекмырза орал на тангутском языке:
— Дарагар умер! Тридцать моих воинов тоже покинули этот мир! Вина за это лежит на вас, урус шайтан! Хэй!
Несколько нукеров вынули сабли, неуверенно подопнули своих коней. Остальные стояли, оглядываясь, ждали...
Позади русских, из камней, донёсся разливистый свист. Бусыга предупреждал своих. Караван-баши и Книжник тут же упали на землю. Проня отскочил вбок, пищали устанавливал он сам и знал, куда полетит огненное зелье. Из-за камней в сторону нукеров вылетел яркий язык пламени, потом сухо треснуло. Трое нукеров вылетели из седел, пять коней заржали, закрутились, понеслись в сторону от пугающего грохота, брызгая кровью.
Бекмырза уздой передёрнул своего коня поближе к Проне — заслонился от свинца. Опять заорал своим воинам.
Второй раз ударил выстрел, ещё два нукера навсегда покинули сёдла коней. Караван-баши отбивался от вялых нукеров трофеем, взятым при налёте барымтачей. Книжник орудовал длинным русским копьём.
— А-а-а! — заорал бекмырза и махнул саблей над головой Прони.
Проня подставил вместо щита тонкую маску Водяного Бога. Удар сотника, сильный и резкий, лишь погнул маску и скользнул вбок. Сотник не рассчитал, что «щит» Прони окажется таким крепким, и вылетел из седла вслед за скользнувшей саблей. Нукеры, те, кто не полез в сшибку, при виде упавшего сотника мигом завернули коней и помчались прочь от места рубки.
Караван-баши вытер свою мокрую саблю о полу халата лежащего на земле бекмырзы, пинком откинул саблю сотника подальше. Сотник лежал на правом боку, а в левой руке крепко держал Пронину свечу.
— Вот же язычник хренов! — перекрестился Проня. — Поверил ведь, а? Поверил в мою сказку!
Подошёл к лежащему сотнику Книжник, ниже правого локтя его тускло струилась кровь.
— Вам, урус шайтан, отсюда не уйти! — прохрипел Книжнику бекмырза. — Из Атбасара выходит три пути. Их скоро перекроют воины великого эмира. Молитесь своему Богу!
Караван-баши показал чистой саблей на южную стену атбасарской котловины. Там, через узкий пролом спешно убегали в степь оставшиеся в живых нукеры.
— Мы-то помолимся, — морщась, ответил Книжник. — Помолимся и уйдём отсюда. Аты не уйдёшь, бекмырза. Тебя свеча здесь держать будет! Ведь ты уже три ночи не спал. И больше никогда не уснёшь. Только умрёшь! Ты воин и понимаешь разницу между сном и смертью.
Подоспевший Бусыга помог Книжнику снять азям и заголить раненую руку. Сабельный удар задел кость. Плохо. Бусыга у самого плеча крепко перетянул руку Книжника куском кожаного ремня. Кровь замерла в ране.
— Принеси мою сумку, — велел Книжник Бусыге. — Там лекарство.
Караван-баши подошёл к Книжнику, так, чтобы лежащий бекмырза оказался между ними.
— Мы на неделю опаздываем выйти на Путь, Аль Китабар, — поклонился он Книжнику, говорил по-тангутски, чтобы сотник его понял. — Можно было бы идти сейчас прямо на восток, вдоль большой реки Иртыш, но нас настигнет снег и верблюды откажутся перемогать Путь. Потом сдохнут. Пропадём и мы. Надо идти на юг. На старую дорогу к озеру Баал Хаш. Но там мало колодцев или их уже засыпало время...
— Засыпало ли время колодцы на старом Пути? — Книжник подтолкнул ногой Бекмырзу. — Отвечай правду, или я кликну нашего великого жреца! Ты держишь его свечу, он свечу отберёт, и дух твой померкнет.
— Есть колодцы на пути...— Бекмырза поднялся с земли, потоптался, отряхивая пыль. — Но их стерегут нукеры бухарского эмира или сарбазы[81] великого хана Великого Тюркского каганата. Умру я, и вы тогда все умрёте... — Сотник побрёл к своему коню, в левой руке всё ещё держа свечу. Он стукнул по левой бабке коня, тот подогнул ногу, показал подкову. Стукнул по правой бабке. Подкова на правой ноге коня сидела косо, сбилась... потому сотник и не усидел в седле при рубке.
Караван-баши поднял с земли саблю сотника, поднёс её, с поклоном ему отдал. Сабля скользнула в ножны. Караван-баши быстро заговорил с сотником на восточном наречии, повторяя «туркмен, туркмен». Бекмырза нахмурился, потом ответил: «Кын бала, Кын бала».
