Сидящие тогда как-то осели плечами. А он, Иван Юрьевич Патрикеев, вдруг почуял, как онемели почки, а потом погорячели, и из них вот-вот прыснет через уд моча.
Князь Иван Лукомский, перебежчик в Литву, да литвинский толмач Матвей Поляк два года тому назад, по заказу ещё живого польского короля Казимира, добровольно согласились отравить Ивана Третьего. Их тогда поймали, пытали русским обычаем и казнили площадно и страшно. А по уговорённой затее, после отравления великого князя Московского, на престол сел бы его младший брат, Юрий Васильевич. Ну, тот сердцем слаб, душою неширок — посидел бы на престоле до семилетия юного Дмитрия, сына Ленки-молдаванки и... тоже бы помре. А Софью, вторую жену Ивана, подлую толстуху византийского рода, да ребенков её, сгноили бы в дальнем монастыре... Впрочем, Иван-князь и сам сообразил упечь Софью в монастырь.
Надо бы кончать напрочь с этим великим князем, с Иваном Третьим. Много на себя власти берёт... Эх, отравили бы его тогда! Хороша была задумка, да у недоумка.
— Говори быстрее, чего тебе сказал князь Иван?! — крикнул тогда Патрикеев на боярина Стрешнева.
— Сказал мне великий князь Московский Иван Васильевич, что знает, когда умрёт и как.
Иван Юрьевич Патрикеев на те слова плюнул, выругался матерно и поспешил вон из кельи, в нужной чулан. А в дверях столкнулся с митрополитом Зосимой. Зосима имел лик бледный, прошипел только:
— Гонец к нам, тайный, из Новгорода. В монастырях Новгородской земли велено великим князем Московским вести перепись насельников. Поимённую...
Боярин Стрешнев, услышав такую весть, хохотнул:
— Иван-князь погодно ведёт такую перепись. По всей земле. Ловит, кто скрывается от подушной подати да от воинского служения. Чего тут опасного?
— То тут опасное, что Господин Великий Новгород, со времён Батыевой переписи при Александре Невском, не давал разрешения вносить в список монахов! — Зосима вытер лоб большим рушником, по концам которого вязаны были кружевной работой четырёхконечные кресты.
— Времена нонче не Батыевы! Много хуже! — откликнулся на то боярин Стрешнев.
— Это точно! — Патрикеев вернулся из нужного чулана. — Нонче времена совсем самодержавные. Гибельные!
Ивана Юрьевича Патрикеева за последнее время совсем избесили его сотоварищи по великому заговору противу Ивана-князя. Только и знают, что в словах увёртываться! А ведь когда надумали ломать власть на Москве и в её пределах, все говорили ладно и прямо.
Ясно, как божий день, куда вёл своё володение Иван-князь. В свою единоличную сторону. С боярами перестал совет держать, второй раз женился на иноземной принцессе, хоть и с православным уклоном веры. Послов засылает не по обычаю. Вон недавно послал аж к императору Максимилиану. Испания, она за тридевять земель, да за тридесять рек. Воевать её, что ли? Царём всея Руси хотел себя повенчать, под невиданную со времён династии Сасанидов имперскую корону Ас Сур Бани Баалов! И ведь повенчал! Сам себя повенчал на царство! В Успенском соборе, гад этакий. Великие бояре на то венчание не пошли всем кланом! И отписали окружным иноземным государям, что того венчания не приемлют дабы иноземцы его тоже не принимали. Так почто же нынче великие бояре и митрополит трусят?
— Во исполнение нашей веры и обычаев, — заговорил Патрикеев и тут же поймал себя на мысли о том, что и сам говорит обиняками. — Не надо бы суетно... — Иван Юрьевич вдруг замолчал.
Сидящие перед ним начальные головы древних боярских родов прекрасно знали, что после падения Ивана-князя и обретения нововерия на Руси боярин Патрикеев станет как бы первым среди равных. Но с руками коротенькими, не как у великого князя Московского. И под приглядом Сейма или выборной Думы (или как там назовут то собрание горлопанов, желающих и себе оторвать хоть кусок власти). Примеры Польши и Литвинской земли ясно говорили, что сейм или рада либо боярский совет не дают государству силы. Сто человек — стосилие — это как стобожие: не знаешь кому молиться. И почнёшь воровать. Плакать за Русь, но воровать...
— Не знаешь что сказать, — озлился митрополит Зосима, — так и не говори! Я скажу. — Он поднялся, стукнул посохом об каменный пол. — А скажу я правду. Попомните ещё меня. Эта перепись, затеянная Иваном-князем, нас до добра не доведёт. А вот Ивана-князя — того доведёт. До добра, какое ему похочется. Так мне ещё месяц назад сказала Марфа-посадница! А её глас вельми многозначен и мудр... Велеть церковное вино принести или без благословления от меня поедете?
