Янтарная сакма - страница 41

Шрифт
Интервал

стр.

Ворочать большим передовым полком означало ого-го какой вес! Вот двадцать лет назад воевода Семён Бельский, которого теперь кличут Иудой, в резне при городке Корчеве взял да и повернул большой полк боком. Литвины это знали и ударили по русским и в лоб, и в тыл. Много русских тогда полегло, а много и полонено было. А Иуда после той резни очутился в Литве, при дворе короля Казимира и при жирном кормлении на дарёных ему русских городах и вежах...

Теперь вот большой полк повелением великого князя так и остался стоять между Псковом и Великим Новгородом. Сторожевые полки левой и правой руки развели широко в стороны. Полк левой руки неожиданно ушёл к самой литвинской границе, аж под городок Себеж, а полк правой руки встал у Старой Русы. Что значило для новгородцев оборону, а не нападение. Но вот зачем засадный полк великий князь погнал встать не на позадках, как обычно, а поперёд большого полка, в двух переходах от Великого Новгорода? Зачем на Ильмень-озеро ушли сибирские татары?

В Переговорной палате опять густо заговорили. Литвины расшумелись так, что стали стучать сапогами.

Иван Юрьевич Патрикеев припал глазом к смотровой щели секретного чулана. Пусть постучат. Договор у него с литвинами был тайный, что если станут стучать сапогами об пол, то он немедля появится в переговорной палате, помогать литвинам... Подождут. Не свадьбу справляют...

Чего это его тревожило посейчас? А! Засадный полк великий князь велел отвести почти к самому Великому Новгороду.

Вот сие есть загадка. Расположение засадного полка подскажет новгородцам, что великий князь, их... прикрывает! От кого прикрывает? Получается, что прикрывает от... Москвы?!

А командует нынче засадным полком вон тот малородный выскочка, Данило Щеня! А ведь этого выскочку надо бы прикончить, ась?


* * *

Об этом позавчера ещё думали пять высокородных бояр во главе с ним, с Иваном Юрьевичем Патрикеевым, укрывшись в монастыре на Тихвинке, у Зосимы — митрополита Московского и всех земель. Он, Патрикеев, да великие бояре Ряполовский, Стрешнев, Бельский — сын Иуды, Собакин, да Михайло Воротынский — вот кто правил Русью! А не «Божьей милостью государь всея Руси».

— Пора бы начать надвижение новых уставов на Москву, — темно сказал тогда боярин Ряполовский. — Пора ведь? И Марфа-посадница того ждёт, и силы, за ней стоящие... Их бесить не надо.

— Митрополит Зосима должен прийти, он скажет, — так же смутно ответил воевода Собакин и поморщился. У него вдруг стали открываться старые раны на спине, он их двадцать лет назад получил, когда бежал от стен Казани. Собакин положил нынче тайком большой вклад в Тихвинский монастырь и по весне будет в него перебираться с полным постригом, на покой.

— Не надо бы поспешать, — с одышкой выдал свою мысль боярин Стрешнев. — Своего мы добились. Дмитрий, сын Ленки, молдаванской сучки, уже ходит в великих князьях и громогласится на площадях тоже как «государь всея Руси»... На той стороне просят нас пока руками не рыпать и копытами не бить... — Стрешнев имел способность говорить с насмешкой.

— Меня, бояре... — вдруг совсем строго, как командовал, произнёс тогда Иван Юрьевич Патрикеев, — весьма заботит, что на половине Руси уже звучит по храмам и монастырям иная молитва, заместо «Отче наш». Там изменен уже канон моления и Великий пост не блюдётся в полную силу. Так только, словесами постятся. И порядок церковных праздников изменен. А государю нашему — хоть бы хучь! Ведь о том ему доклады, поди, несут, тот же игумен Волоцкий целую тетрадь бумаги извёл противу нововеры. А...

— Погоди, — перебил его Бельский-сын. — Тут я вот что скажу. Иван-князь назвал это тихое изменение в уставах «ересью жидовствующей» и велел ту ересь остановить. Но как остановишь то, что народом приемлется? Иван-князь, видать, понял, что если пошёл один раз у нас на поводу, огласил наследником своего внука Дмитрия, то далее ему сопротивления иметь не следует. Даже в поправке в вероисповедании... Сомнут.

— Да не сомнут, — выдохнул боярин Стрешнев. — Отравят или убьют.

— Что ж, Иван-князь неделю назад об том говорил, — вскинулся тут старик Ряполовский. — На сороковинах по сыну высказал мне душевную правду. О князе Иване Лукомском да о Матвее Поляке, толмаче литвинском, говорил...


стр.

Похожие книги