— Будьте добры, держите один край, а я — другой. Вы же, отче, придержите ткань по центру.
Трое простерли плащ над головой скульптуры и опустили по краям на манер шатра. Густая тень накрыла Праотца Кристена.
— Глядите на свечу, друзья!
Герион ахнул. В темноте стало заметно, что свечу опоясывают тончайшие лучи света — не прямые, а изогнутые, как лепестки цветов! Цветок, сотканный из красных лучей, был самым крупным: его лепестки упирались в животы южан. Цветок из голубых лучей имел пару футов в поперечнике и целиком помещался внутри красного. А самый крохотный цветок состоял из белесых едва заметных лучиков и жался к самой свече, будто надетая на нее корона. Что же до свечи… она источала призрачное, едва видимое мерцание.
Герион попятился и выронил плащ. Отец Лорис в изумлении уставился на Пророка:
— Как вы догадались? Видели это во сне?
— Нет, отче. Просто мне выпала удача ознакомиться с «Божественной механикой». Я узнал, что Праотец Кристен уделял много времени изучению Мерцающих Предметов, и допустил, что скульптура должна отражать этот факт.
— Вы воистину…
Отец Лорис не успел выразить восторг: нищий прервал его отчаянным воплем.
— Аа-аа! Плохо-оо! Не могу. Не могу-ууу!
Впиваясь ногтями себе в лицо, он кинулся к выходу, на лестницу. Споткнулся, потерял равновесие, скатился по ступеням…
— Так тебе и надо, — злорадно усмехнулся Герион, но пророк с отцом Лорисом поспешили на помощь бедняку.
Едва его подняли на ноги, как он заорал: «Пр-ррочь!», — и рванулся к выходу из храма, поскользнулся на мозаичном полу, пребольно грохнулся на спину. Его снова подняли и бережно под локти вывели на площадь.
Там было свежо, моросил дождь. Растирая влагу по лицу, нищий пришел в себя.
— Я ж говор-ррил… Не надо мне в собор!
— Прости меня, — сказал пророк. — Я не желал тебе зла.
— Добр-рохоты идовы…
— Я действительно хотел тебе добра.
Пророк вложил монету в дрожащие пальцы нищего. Тот поднял ладонь, блеснул чеканный золотой эфес.
— Др-ряяянь… — простонал нищий и шарахнулся в сторону, выронив монету.
— Постой! — крикнул пророк. — Как тебя зовут-то?
Но нищий уже исчез среди толпы.
Герион подобрал эфес и вернул пророку. Сказал:
— Душа этого отребья — такая же гниль, как его лохмотья. Недаром он ошалел при виде святыни. Тень Идо владеет его сердцем!
Пророк покачал головой:
— Не будьте так строги, мой друг. Просто бедолага раньше не видел Предметов.
— Зрелище слишком потрясло его, — согласился отец Лорис.
— В отличие от вас, отче, — сказал пророк. — Вы удивились моей догадливости, но не тому, что свеча Кристена мерцает. Вы уже знали тайну?
— Это же мой собор, — с достоинством произнес священник.
— Однако раньше времени не выдали своего знания… Полагаю, отче, вы — первые врата?
Священник поклонился:
— Проницательность делает вам честь, премудрый.
— Могу ли я полюбопытствовать о вашем решении?
— Вы прошли врата, премудрый. И вы, славный.
Герион застегнул плащ с видом самодовольства. Иного он и не ждал.
— Как ни странно, — добавил отец Лорис, — тот бедняк тоже прошел первые врата. Жаль, он этого не знает.
К данной минуте у проницательного читателя наверняка назрел не один вопрос.
Что это за Ямы, которыми пугали нищего драчуны?
Отчего священник назвал себя вратами?
Какое имя, в конце концов, носит пророк?
Правда ли, что подобострастие Гериона выглядит несколько наигранным?
Мы осветим лишь один из этих вопросов, а остальные со временем сами собою получат ответы. Безликое «пророк», коим мы величаем героя, отражает его собственную неловкость от звука своего имени. Ведь имя это, громогласное и пафосное, прекрасно подходило тому человеку, каким был пророк до отшельничества, и отнюдь не соответствует его нынешнему образу. Девять лет назад пророк звался преславным Франциском-Илианом рода Софьи Величавой. Он был столь велик, что владыка Телуриан считал правильным вставать с трона при его появлении. Он владел таким богатством, что однажды купил остров ради единственной прогулки с любимой. Он имел одного сына и шестнадцать дочерей, и столько альтесс, что если бы каждой дарил утеху хотя бы раз в неделю, то никогда не вставал бы с ложа любви. Он носил титулы внука солнца, простирателя блаженной тени, хранителя ключей от Львиных Врат, славного над славными и Первого из Пяти. Говоря коротко, Франциск-Илиан был полновластным королем Шиммери.
