Когда мы вернулись к джипу, мэр уже пришел в себя. Оклемавшись, он взбеленился от злости, но поднять шум был не в состоянии. Глаза его превратились в острия булавок, которыми он хотел бы проткнуть меня, а когда он посмотрел на Кэрол, в них загорелась ненависть. Мэр увидел мешки с деньгами, и мечта о губернаторстве развеялась как дым; из горла у него вырвался сдавленный звук, напоминающий рыдание.
— Пока, Гарольд, — попрощалась Кэрол.
Он не ответил. Я развязал ему затекшие руки и ноги и, пока он был недвижим, выволок его из машины. Он лежал на земле, наблюдая, как я с идиотской улыбкой, которую натянул на свое лицо, занимался тем, чем мне пришлось заниматься. Я знал, что он тоже все понял. Не так, как Кэрол... скорее как старик. Но он все усек.
У нас оставался всего час. Не успеет стрелка обойти циферблат по кругу — и мы непоправимо опоздаем.
В какую-то долю секунды я развернулся на месте, взметнув клубы пыли, и врубил передачу. Кэрол рядом со мной откинулась на спинку сиденья, придерживаясь за раму ветрового стекла. Ветер разметал копну ее светлых волос, и сквозь рев двигателя я дважды услышал, как она засмеялась.
Впереди лежал единственный прямой отрезок пути протяженностью в полмили. Я почувствовал на своей руке пальцы Кэрол и посмотрел на нее. Она улыбалась, и в глазах ее было обещание долгой жизни.
— Ты — великий актер, Рич, — сказала она. Я услышал в ее словах нечто большее, чем она хотела сказать. И отрицательно замотал головой:
— Черт возьми, да никакой я не актер!
— Ты — великий актер, — повторила она, снова улыбнувшись.
Я не удержался от смеха, чего со мной давно не случалось. Я беззаботно смеялся, давая ей понять, что все чертовски забавно, что такого не должно было происходить. Все перепуталось, как бред сумасшедшего. Долго голодавший человек оказался перед жареной индюшкой и готов был вцепиться в нее зубами, хотя знал, что, съев ее, он умрет от заворота кишок...
Когда мы преодолели этот отрезок пути, меня затопила радость. Недалеко была хижина, где нас ждали убийцы, но я испытал облегчение. Нас ждет большой «бах-бабах» — и все кончится. События могут повернуться и так и эдак, но кончится все одинаково. Ты умрешь. Сталкиваешься с человеком, которого меньше всего ожидал встретить, — и все, тебе конец.
Пыль рассеялась, впереди простиралось каменистое плато, и я слегка притормозил, потом притерся к скалистому выступу, остановил машину и вытащил мешки с деньгами.
Кэрол не поняла, что я собираюсь делать. Подмигнув ей, я пояснил:
— Страховка. Они считают, что мы — их заложники. Но они будут плясать под нашу дудку. Приятель Огер забыл, что у нас в руках то, что ему так нужно.
Она не смотрела мне вслед, когда я отошел, да я и сам не хотел этого. Открыв мешок, я начал вытаскивать из него пачки долларов и рассовывать по приметным местам, помечая каждое из них на обороте стодолларовой купюры. Все, конечно, делалось не лучшим образом, но, если кто-то примчится сюда в большой спешке, ему придется попотеть, чтобы найти все тайники. Покончив с одним мешком, я вскрыл второй и провел ту же операцию по другую сторону дороги. В каждом мешке я оставил лишь по одной аккуратно упакованной пачке в тысячу долларов. Мы снова сели в джип и стали подниматься по лесной дороге. Наконец мы добрались до хижины. Где-то за нами ковылял по дороге мэр, надеющийся перехватить патрульную машину. Оставалось не так уж много времени, пока они встретят его и двинутся по нашим следам.
Короче. Времени было в обрез.
Киллер открыл двери пинком ноги и тут же взял меня на прицел. На лице его плавала тупая улыбка; он так долго сосал нераскуренный бычок, что бумага совсем размокла.
— Вот и они, мистер Огер, — сказал он.
В тусклом свете керосиновой лампы толстячок крепко смахивал на маленького Будду.
— Пригласи их. Курок, — улыбнулся он.
Курок подтолкнул нас дулами обоих револьверов, которые он продолжал держать в руках. Дверь захлопнулась, и Курок пробормотал:
— Замри. — Он весьма профессионально обхлопал меня ладонями от груди до ног. С Кэрол он проделывал ту же процедуру чуть дольше и, ухмыляясь, поглядывал на меня.
