Микки Спиллейн представляет собой загадку, и ему нравится пребывать в этом качестве. Хотя он может сделать вид, что не знает смысла слова «загадка», или, по крайней мере, утверждать, что не знает, как оно произносится.
В числе многих двусмысленных саморазоблачительных анекдотов, которые рассказывает Спиллейн, выступая на телевизионных ток-шоу или в газетных интервью, есть и такой: «В моих книгах вы никогда не найдете мужика с усами или типа, который пьет коньяк», потому что Спиллейн никогда не мог правильно произнести слова «усы» и «коньяк»[1].
Куда больше Микки Спиллейн любит изображать себя этаким любителем пива, работягой писателем, который в поте лица своего клепает детективные романы, таким же простым и скромным, как его «покупатели» (он терпеть не может слова «поклонники»), писателем (еще он не выносит слова «автор»), которого совершенно не волнует мнение критиков, пока массы людей продолжают считать его одним из своих самых любимых рассказчиков — каковым он и является вот уже в течение тридцати пяти лет. В число его номеров входит исполнение роли своего любимого частного сыщика Майка Хаммера в одной из киноверсий его романа, появление в шоу вместе со своей женой Шерри (что он довольно часто делал в семидесятых годах) и участие в серии рекламных роликов пива «Lite Beer», которая была названа самой успешной телевизионной кампанией в истории, — имя Спиллейна стало широко известно в обществе, и это обеспечило его книгам в скромных бумажных обложках устойчивый сбыт. Что само по себе было просто прекрасно, ибо его карьера писателя-детективщика, которая началась в 1947 году романом «Я сам — суд», пока не приносила ему больших доходов.
Те, кто знаком со Спиллейном главным образом по его репутации — или по тому персонажу, который он старательно культивирует в глазах публики, — удивятся, узнав, что список его романов довольно невелик: всего двадцать (не считая произведений для молодежи, которые он писал в последние годы; но и с ними в списке будет всего двадцать два названия). Если Эрл Стенли Гарднер «испек» почти сто романов о похождениях Перри Мейсона, Спиллейн выпустил всего одиннадцать книг о Майке Хаммере (правда, ходят слухи, что есть еще несколько рукописей его приключений, но Спиллейн придерживает их, пока у него не появится соответствующее настроение их выпустить — если вообще появится).
Подобно двум другим известным писателям в жанре «частного детектива» — Дэшилу Хэммету и Раймонду Чандлеру, Спиллейн дорожит своей творческой репутацией, помимо всего прочего привлекая внимание и тем, что он не стремится к головокружительным доходам и не заваливает рынок своими произведениями, хотя он способен в приливе вдохновения написать книгу за несколько дней (роман «Я сам — суд» занял у него чуть больше недели). К сожалению, среди тех, кто не обращал на него внимания, было много критиков — по крайней мере, еще недавно. Лет десять назад творчество Спиллейна постепенно стало подвергаться переоценке; но даже и сейчас ряд критиков отказывает Спиллейну в признании, продолжая считать его откровенным подражателем Хэммету и Чандлеру (и в то же время превознося откровенных эпигонов Чандлера, группу самоупоенных литераторов, самым ярким представителем которой можно считать Росса Макдональда); его часто обвиняют в искажении и даже уничтожении атмосферы подлинного детектива, ибо он якобы привносит в него элементы фашизма, уделяет излишне большое внимание сексу и насилию — да, и то и другое есть и у Хэммета и у Чандлера, но в границах художественного вкуса, чего, конечно, Спиллейну не хватает.
Чушь собачья. Спиллейн был — и остается — одним из самых выдающихся художников слова, пробовавших свои силы в столь популярном жанре. Его шедевр «Ночь одиночества» (1951 г.), который до сих пор можно считать произведением, созданным писателем крайне правых взглядов, ибо все злодеи носят ярлычки «комми», — это мрачное зловещее зрелище городских джунглей послевоенного мира. В этом романе частный детектив Майк Хаммер предстает откровенным психопатом, мстителем, убежденным в том, что не кто иной, как Бог, избрал его своим орудием для истребления зла. Спиллейн рискнул изобразить мир куда более опасным и страшным, чем Хэммет и Чандлер, и не будь Спиллейн столь «естественен», не будь он «драчливой бабушкой Мозес американской литературы» (как я его всегда называю), он вряд ли пошел бы на такой риск.
