⁂
— Он их настиг, — сказал Анатолий. — Они здесь вот стояли. И что-то между ними произошло.
— Но из-за чего? — спросил Костюков. — Чем он им мешал?
— Тем, что увидел! Это — те, кто пасет Тапаева, никаких сомнений.
— Думаешь, готовили нападение?
— Да.
— Хорошо, допустим, что он на них наткнулся, они его убили. Где труп?
— Увезли.
— Зачем?
— Чтобы его не нашли. Они не хотят оставлять следов, они боятся их оставлять. Потому что ещё надеются вернуться.
Поодаль нервно переговаривались двое их товарищей. Карабины держали в руках.
— Я одного с собой возьму, — сказал Анатолий. — Мы прокатимся с ним по следам и посмотрим, куда они выведут. Хотя я заранее знаю — куда. К дороге. К той, которая ведёт из города. Потому что только такой маршрут их устраивает. Им надо куда-то отходить после покушения.
— А как же мы?
— Вы оставайтесь здесь. Ждите, пока вернёмся.
Китайгородцев в сопровождении охранника отправился дальше по просёлку. Здесь были всё те же следы, оставленные снегоходом, — и сверкала нетронутая целина по обочинам дороги. А она петляла по зимнему лесу, и её не всегда можно было бы угадать, если бы не прошедший накануне снегоход. Через несколько километров проселок вынырнул из леса. Дорога, та самая. Укатанный снег, высоченные сугробы вместо обочин. Здесь след терялся. Приехали! Анатолий, не сдержав досаду, выругался. Так кинолог, увлекаемый натренированным псом, идёт и идёт по следу преступника, а в конце концов пёс приводит его на автобусную остановку, где всё давным-давно затоптано, и дальнейшие поиски теряют смысл.
Проехала мимо машина. Водитель приветственно им посигналил. Китайгородцев вяло помахал в ответ рукой. Обернулся, бросил взгляд на просёлок, откуда они только что выехали. Ничего, кроме следов снегоходов…
— Посмотри-ка! — сказал он товарищу.
Торопливо пошел на просёлок, тут же провалился в глубокий снег едва ли не по пояс, но даже не заметил этого, кажется.
— Посмотри! — кричал возбужденно, тыча пальцем в следы.
И как он раньше на это не обратил внимания?
— Следы одинаковые! Ты видишь?
— Точно такой был снегоход! — осенило охранника.
— Да не такой! А этот самый! Они на этом вот снегоходе, на котором ты сейчас сидишь, они как раз на нем и приехали вчера!
— Кто?
— Они!
Аня и ее странный друг. Китайгородцев видел вчера её глаза. Она явно была не в себе. Но неужели это всё происходило при её участии? Уму непостижимо! Мир перевернулся?
⁂
Он взял с собой Костюкова, потому что тому можно было всё объяснить на обратном пути, пока есть время на объяснения — а там уже будет некогда, там надо будет действовать…
— Они вчера уехали рано утром, — говорил Анатолий. — Дочка хозяина и её приятель. На этом вот снегоходе уехали. Катались целый день. Я потом с нею разговаривал… Когда она вернулась… Она была заторможенная. Как после шока!
— Ты думаешь — это они?
— Не знаю, — честно признался Китайгородцев. — Тапаевская дочка — вряд ли. Да нет, просто невозможно, чтоб это была она! Чтоб участвовала, в общем. Но парень этот — он подозрительный. Мы сейчас с тобой так сделаем. Вызовем его в хозяйский дом. Ты займёшь его разговором. А я тем временем проверю его вещи. Но он тяжелый в общении, учти. Ты подготовься. С ним — тяжело.
— О чём я с ним буду говорить?
— О чём хочешь! — сердито ответил Анатолий. — Но только чтобы у меня было тридцать минут времени!
В доме телохранителей с нетерпением поджидал Богданов:
— Там — Илья, сын Тапаева…
— К чёрту! — прорычал Китайгородцев.
— Толик! У него был припадок!
— Но теперь-то всё нормально?
— Ничего он так, — признал Андрей Ильич. — Только бледный какой-то. Мать дала ему успокоительное…
— Вот и не лезь! — посоветовал Анатолий. — Мать знает, что делает. Она с этим пацаном уже двадцать лет мучается — ей и карты в руки. Если она не объявляет тревогу, ты-то чего подпрыгиваешь?
И сразу, без перехода:
— Аня где?
— У себя. Не выходила ещё, кажется.
— А парень её?
— В гостевом доме.
— Ну о чём же я с ним буду говорить? — тосковал Костюков.
— Ни о чём! — отрезал Китайгородцев.
У него уже созрел план, и он готов был немедленно претворять его в жизнь.
— Пойдёшь со мной, — обратился он к Богданову. — Скажешь Виктору, что его для разговора пригласил к себе сам Тапаев. Приведёшь сюда, в эту комнату, велишь ждать. А ты, — ткнул пальцем Костюкову в грудь, — всё время будешь с ним, с Виктором этим. Можешь даже с ним не разговаривать, если не знаешь, о чём… Ну, вроде как ты тут, в этой комнате, службу несёшь. Главное, чтобы он отсюда не выходил.
