Китайгородцев покачал головой. Он знал, что в их работе события чаще всего развиваются именно по наихудшему варианту.
— Мне нужна твоя помощь, — сказал он. — Из приехавших ребят выбери двоих на свое усмотрение. Главное, чтобы они на лыжах хорошо стояли. И завтра с первыми лучами солнца ты с ними пойдешь по следам этого пропавшего охранника.
— Будем ждать утра?
— Да. Ночь — не лучшее время для поисков.
— А может быть, попробовать?
— Год назад, например, здесь застрелили медведя-шатуна, — жёстко произнес Анатолий, отметая любые возможные возражения.
— Хорошо, я понял.
— Но прежде чем ты займёшься подготовкой к завтрашней вылазке, тебе еще одно задание. Тут Юра по коридору ходит. Шибко нетрезвый. Ты доведи его до кондиции, а? Он мне нужен совершенно пьяный, в полуобморочном состоянии. Пора его раскрутить на эту историю с подозрительной рубашкой. Очень уж мне хочется знать, почему он носил в кобуре оружие, но ни в какую не хочет в этом признаваться. Подготовишь клиента к разговору?
— Запросто!
— А я к нему загляну через часок. Вот только чаю с Ритой попью…
— Я вот тут подумал…
— Что ты подумал?
— Наши приехали! У нас теперь — силища, клиента можем прикрыть надежно и под этим прикрытием вывезти его отсюда.
— Это невозможно!
— Почему?
— Здесь — его близкие. Если против Тапаева что-то затевается, могут кого-нибудь из его родственников взять в заложники… Такой вариант тоже нельзя исключать. Захватят кого-нибудь из близких и будут диктовать клиенту условия.
— Давай и родственников его вывезем за компанию.
— Среди них может быть тот, кого мы боимся. Представляешь, если мы сами и вывезем вместе с Тапаевым его будущего убийцу? Знаешь не понаслышке, какая иногда бывает суета и спешка в ходе эвакуации клиента. Где-то чуть-чуть не досмотрим, и неприятности обеспечены.
— Ты уверен, что киллер уже здесь?
— Или киллер, или его сообщник. И пока я этого гада не вычислю, клиент будет оставаться в своем доме. Я не могу его вывезти. Слишком велик риск. Эвакуация невозможна.
⁂
Рита теплым живым комочком сжалась в кресле. Сам её вид побуждал принести плед и укрыть девчонку.
— Мне этого так не хватало в Москве, — сказала она. — Чтобы двухметровые сугробы за окном, чтобы снег ослепительно белый, чтобы чай по вечерам, вот этот плед и непременно — чтобы кто-нибудь заботился обо мне.
— Ты живешь с мамой?
— Да.
— Значит, о тебе есть кому заботиться?
Рита в ответ печально качнула головой:
— Знаешь, когда она меня любит? Когда делит с отцом. Когда они между собой решают, у кого из них на меня больше прав. Тогда она со мной сюсюкает, гладит по головке и даже не ругает, если я вдруг приду домой поздно. Потом у них с отцом наступает перемирие — и она про меня забывает до следующего раза.
— Может быть, я скажу тебе не то, что ты от меня хочешь услышать, — и если это так, то я заранее прошу прощения, — но в жизни так обычно и бывает, Рита. Человек очень одинок — и до него, как правило, никому нет дела.
— Это неправда! У тебя ведь хватает терпения возиться со мной? Да, мой отец заплатил тебе деньги, но он ведь не платил тебе за то, что ты принесёшь мне вот этот плед, за то, что напоишь горячим чаем, за то, что вообще сидишь со мной вечерами, в то время как ты, может быть, хотел бы отдохнуть… Ведь ты — тоже живой человек и тоже устаёшь…
— Ты несколько преувеличиваешь.
— Ты заботливый, Толик, и это не купишь ни за какие деньги. У тебя — добрые глаза! Ты сколько угодно можешь изображать из себя крутого телохранителя — ты, может быть, и есть телохранитель, — но ты ещё и нянька, бесподобная талантливая нянька, Толик!
— Я не хотел бы быть нянькой, — смутился Китайгородцев.
И Рита вдруг тоже смутилась. Обнаружила, что сказала больше, чем следовало бы, раскрылась… это было почти признание в любви. Ей было слишком неуютно и одиноко в этом мире, и даже от родителей она не получала душевного тепла. И когда рядом с нею оказался тот, кто просто по-человечески с ней обходился, кто, большой и сильный, прикрыл её собой, пообещав защиту, — она потянулась к нему, благодарная и безрассудная одновременно.
— Я просто делаю свою работу, — сказал Анатолий.