⁂
Звонил Хамза:
— Толик, у меня на столе лежит бумага, подготовленная по твоей просьбе. Информация по Тапаеву. У тебя там есть факс?
— В кабинете хозяина.
— Тогда я тебе просто зачитаю самые интересные места. Итак. Девяносто два процента акций комбината принадлежат Тапаеву лично. Еще восемь процентов находятся в распоряжении трех физических лиц. Мы их проверили. Высокопоставленные чиновники.
— Московские?
— Да. То есть — акции записаны не на них, а на их родственников. Но схема тебе, я думаю, понятна.
— По тем акциям дивиденды выплачивались?
— И еще какие!
— Понятно, — кивнул Китайгородцев.
Он неоднократно слышал о подобных схемах. Предприниматель, который хочет иметь высокопоставленных покровителей, уступает им какой-то процент своего бизнеса — просто передает им акции своего предприятия. Дальше всё очень просто. Регулярно, раз в год или раз в квартал, принимается решение о выплате дивидендов по акциям. Причем сумма выплаты по каждой акции намеренно определяется большой. И в результате каждый обладатель пакета акций получает немалую сумму. Официально. Законно. Без какого-нибудь намека на взятку. Не подкопаешься.
— Дальше, — продолжал Хамза. — Реальный интерес к бизнесу Тапаева проявляли две структуры. Одна еще в девяносто седьмом году хотела выкупить у него крупный пакет акций. Речь шла о двадцати пяти процентах плюс одна акция… Другая выходила на Тапаева в прошлом году с предложением продать бизнес целиком.
— Отказал?
— Да.
— В каком месяце ему поступило предложение?
— Контакты имели место предположительно в феврале-марте.
Похоже на правду. В конце зимы — начале весны Генриху Эдуардовичу сделали предложение, а он отказался, после чего у него начались неприятности — по срокам совпадает.
— Сейчас — главное! — сказал Хамза. — Последние три месяца одна юридическая фирма, которая находится в Лихтенштейне, готовит правовое обеспечение сделки по продаже принадлежащего Тапаеву бизнеса.
— Бизнеса — целиком?
— Да.
— С чьей подачи?
— Самого Тапаева.
— Кто покупатель?
— Зарегистрированная в Лихтенштейне фирма. Но за ней стоят не аборигены лихтенштейнские, а наши ребята.
— Кто?
— Те, что обращались к нашему бизнесмену еще в девяносто седьмом. Возможная интрига понятна?
«Да, — подумал Анатолий. — Генрих Эдуардович по одному ему известным причинам оставляет за бортом сделки людей, которые совсем недавно, в прошлом году, проявляли к его бизнесу живейший интерес. И в результате у этих, обойдённых, очень скоро начнутся сложности. Сам Тапаев мне сказал, что неудачники в конце концов уйдут с рынка. Для них вся эта история — вопрос жизни и смерти. Подписав договор купли-продажи с их конкурентами, бизнесмен фактически вынесет неудачникам смертный приговор. Их бизнес умрет. А в России лишают жизни и по более пустячным поводам…»
— Тапаев собирается уезжать из России, — сообщил Китайгородцев.
— Ты знаешь — куда?
— Нет.
— Готов побиться об заклад, что он летит в Лихтенштейн.
— Туда нет авиарейсов. Въезд — через Австрию или Швейцарию.
«Но конечным пунктом почти наверняка будет Лихтенштейн, — задумался телохранитель. — Три месяца готовится сделка по продаже. Срок достаточный для того, чтобы всё сделать. Отъезд. Перед отъездом — съезд близких родственников. Как последнее «прости». Он не собирается возвращаться? Это надо обдумать. Обдумать. Продает бизнес — и что дальше? Не собирается возвращаться? Обдумать…»
— Толик! — позвал Хамза.
— Да!
— Я думал, что связь прервалась.
— Это я думаю, Роман Александрович. Мне клиент — он ведь уже наш клиент? — сказал в разговоре, что после продажи своего бизнеса может уже никого не бояться. Потому что к нему потеряют всякий интерес. А я вот сейчас сопоставляю факты, и получается, что Тапаев, вполне возможно, уезжает навсегда.
— Уверен?
— Не уверен, — признался Китайгородцев. — Это пока просто предположение.
— Ты бы поговорил с ним.
— Бесполезно. Он очень закрытый.
— Все-таки попробуй. Если уж он тебе сказал о продаже своего бизнеса…
Стоп! Вот оно!
— Он не говорил мне, что продает бизнес.
— Как же?!
— Не говорил! — уверенно повторил Анатолий. — Впрямую об этом не было сказано ни слова. Только по косвенным признакам я понял, что это произойдет! А сам он — ни гу-гу!
