— Извините, — сказал он. — Я просто хотел познакомиться.
Еще раз улыбнулся, вышел за порог и закрыл за собой дверь. Только здесь он позволил себе избавиться от дурацкой улыбки.
Попросил Костюкова присмотреть за Ритой, а сам отправился в хозяйский дом, чтобы разузнать у Богданова о новом постояльце. Дело в том, что о молодом человеке по имени Виктор никто не упоминал, когда речь шла о приглашённых гостях.
Шёл снег. Он припорошил следы, и, чтобы их прочитать, приходилось всматриваться. Вот бегала собака. Вот шел человек. Может быть, Андрей Ильич. Или кто-то из охраны. Или Юра — он ведь выходил сегодня ночью, чтобы разыскать владельца кожаной куртки и вернуть тому если не куртку, то хотя бы документы… И снова — собачьи следы. И дальше, под деревьями, еще…
Богданов был в своей каморке. Когда Китайгородцев вошёл, он показал за окно, где сыпал с неба, не переставая, снег:
— Нельзя, чтобы собака до самого утра бегала, Толик. У меня люди должны дорожки расчищать. А тут — тот волкодав!
Как будто жаловался. Телохранитель пропустил его слова мимо ушей.
— Там — новый человек, — произнес он. — Зовут Виктором. Кто он?
— Анин друг.
— Жених?
— Ну, пускай будет жених.
— Ты мне о нём ничего не говорил — что он должен приехать.
— А о нём и речи не было, Толик. Это он сам, явочным порядком. Девушке его, понимаешь ли, двадцать лет исполняется, и он не мог позволить себе не приехать, не поздравить лично.
— Тапаев — в курсе?
— Я доложил.
— И что?
— Он этого парня не видел ни разу. Знает только, что есть такой, что с дочкой его учится. Сказал мне, чтоб поселил в гостевом доме. И больше пока никаких указаний не было.
— Ты об этом Викторе что-нибудь знаешь?
— Ничего.
— Плохо, — оценил Китайгородцев.
— Почему же плохо?
Анатолий не успел ответить, потому что дверь вдруг открылась и в комнату заглянул один из охранников.
— Вас — к телефону, — сказал он, обращаясь к телохранителю. — Москва.
— Иду, — кивнул Китайгородцев, но не сдвинулся с места, поскольку еще не всё разузнал у Богданова. — Юра, который вчера приехал, — он кто?
— Сводный брат Тапаева.
— Это я слышал. Чем занимается?
— Бизнесом, ясное дело. Чем еще тапаевский родственник заниматься может?
— Что-то не очень он на крутого фирмача похож, — засомневался Анатолий.
— А он и не крутой вовсе. Когда-то вроде нормально у него шли дела, потом он погорел… Ну, не в смысле, что пожар, а в смысле, что всем вокруг задолжал… Неприятности у него вроде бы были, он никак расплатиться не мог.
— Сейчас он кому-нибудь должен?
— Вот этого я не знаю, Толик. Чужой карман, как ты знаешь, — потемки.
— И еще… Ты когда-нибудь видел в руках Юры оружие?
— Нет. А что?
— Ничего, — ответил Анатолий. — Это я просто любопытствую.
Телохранитель Китайгородцев:
«Я не люблю родственников своих клиентов. Я не люблю их так, как не любят людей, которые являются постоянным источником проблем и несчастий. Не люблю их за то, что они всё время норовят отправить телохранителя в магазин за сигаретами, за то, что видят в нём самого достойного партнёра для игры в шахматы, шашки, в подкидного дурака или в морской бой. Не люблю за то, что они норовят с телохранителем выпить. Не люблю за то, что просят показать твой пистолет (сначала) и подержать его (двумя секундами позже). Не люблю за то, что со всеми своими проблемами они идут к твоему клиенту, и он этими проблемами вынужден заниматься — карточными долгами, угнанными машинами и беспокойными соседями, которые третируют его непутевых родственничков. Охраняемый входит в положение, начинает всем этим заниматься и иногда переключает на себя внимание тех людей, которые прежде имели дело с его родственниками. Не всегда это внимание безопасно для клиента. Поэтому у меня есть несбыточная мечта. Я хотел бы, чтобы охраняемые мной существовали как бы в вакууме. Идеальный клиент — это человек, не имеющий родственников вообще, ни близких, ни дальних. Круглый сирота. Но так не бывает… У меня когда-то был охраняемый — воспитанник детского дома. Так и тот в итоге обзавелся женой и четырьмя детьми! И еще у жены были родители. Так что и вариант с сиротой не проходит. Тяжело всегда. Телохранителю легко не бывает. Если телохранителю легко, значит, он — в отпуске…»