— Из Москвы я, — сообщил нетрезвый.
— Это сводный брат Тапаева, — шепнул на ухо Анатолию Богданов.
Кажется, от тапаевского родственничка он ничего доброго не ждал.
— Юрий! — представился нетрезвый и протянул Китайгородцеву руку. — А ты сибиряк? Я сибиряков уважаю!
Анатолий выразительно посмотрел на Богданова. Тот засуетился:
— Сейчас мы устроимся на ночлег, — излишне бодрым голосом сообщил Андрей Ильич.
Его слова были обращены к нетрезвому Юре, но гость и не собирался спать.
— За встречу! — огласил он повестку сегодняшнего заседания. — За встречу, мужики!
От него было слишком много шума. Что-то с ним надо было делать.
— Может, действительно отметим? — предложил Костюков и подмигнул своему коллеге.
Они поняли друг друга. Гостю до полной кондиции оставалось принять на грудь граммов двести, вряд ли больше, а потом уж он будет мирно спать — и проблем с ним никаких.
— Посиди с нами, — предложил Богданову Анатолий, сразу определив того, кто будет пить с неугомонным другом всех сибиряков.
Ильича не пришлось упрашивать. Уже через пять минут он принес с хозяйской кухни съестное. Тем временем Китайгородцев в одной из пустующих комнат второго этажа готовил нехитрое застолье.
— Летим мы, значит, — рассказывал Юрий, ни к кому конкретно не обращаясь, — а рядом со мной — такой пафосный мужик. Ну, видно, что все у него тип-топ, что до дефолта ему еще далеко, и всё такое прочее… Я ему говорю — давай выпьем. А у меня коньяк был. Московский. На Ленинградском шоссе делают. Не пили? Такой — с красной этикеткой. Им наш мэр сказал, чтоб, значит, не шалили. Чтоб качественно, мол, и без подделок. Ну, ребята стараются. И я этому мажору говорю — давай выпьем. А он… (непечатно)… нос воротит. Я ему тогда говорю — ты… (непечатно)… за здоровьем своим следишь и боишься лишний раз напиться, чтобы цирроз печени ненароком не заработать, да? А вот наш самолет сейчас… (непечатно)… и печень твоя, безо всякого там, заметь, цирроза будет висеть на какой-нибудь сосне — тебе от этого легче будет? Да ты посмотри… (непечатно)… в иллюминатор, у нас уже крыло горит, вот-вот самолет… (непечатно). Крыло не горело, ясное дело, это фонарь там такой — знаете? А он, хотя и разобрался, что фонарь, а всё-таки его пробрало. В общем, пять минут я с ним ещё… (непечатно)… по душам доверительно — и мажор этот спёкся! Жалко, что коньяка у меня было только две бутылки, мы его… (непечатно)… этот… (непечатно) совсем скис, ему пакетики менять не успевали, он… (непечатно)… весь салон, и все… (непечатно)… ну просто… (непечатно)…
«Ему и двухсот граммов будет многовато, — подумал Китайгородцев. — В комнате — тепло, хлопнет он две мелкие рюмашки, и минут через пятнадцать его развезёт окончательно…»
Налили по первой.
— За встречу! — провозгласил тост Богданов, подозрительно косясь на непрозрачную эмалированную кружку в руках Анатолия.
Потом он перевёл взгляд на Костюкова, обнаружил у того такую же точно кружку — и понял, что с Юрой ему сегодня предстоит пить одному. Но нисколько не расстроился и даже подмигнул Китайгородцеву заговорщически.
— Так вот, я про мужика того, — не потерял нить повествования словоохотливый Юра. — Он, конечно, перец пафосный, но я так скажу. Сегодня ты — при бабках, а завтра при… (непечатно)… Проверено, в общем…
Как-то так это прозвучало, что можно было понять — проверено на личном опыте. Не всё гладко было в Юриной жизни, похоже.
— Он вообще-то ничего мужик оказался, — хмыкнул Юра. — Куртку вот мне свою подарил. Ничего себе курточка, да? Я с ним махнулся, в общем. Отдал ему своё пальто, а куртку взял…
— А документы где были? — с невинным видом осведомился Анатолий.
— Какие документы?
— Паспорт ваш, например? При посадке в самолет вы паспорт предъявляли?
— Угу.
— А положили в какой карман? Тот, что в пальто?
Богданов следил за происходящим с таким заинтересованным видом, будто в эту самую минуту лично для него показывали фокус. И фокус удался. Юра полез во внутренний карман куртки, обнаружил там чужой паспорт, долго рассматривал фотографию своего недавнего собутыльника, прежде чем понял, что это не его документы… И дальше уже пошла одна сплошная нецензурщина.
