— Я понимаю вас, но вы даже не представляете, какие замечательные фотографии делает миссис Кэмерон…
— Я сказал: мистер Доджсон.
Никогда прежде я не слышала, чтобы голос Лео звучал так повелительно. Мама тоже. Однако она сразу поняла, что это королевский приказ. Ей ничего не оставалось, как сделать реверанс и объявить гостям, что музыканты вернулись, а потому — просьба всем занять свои места.
Весь оставшийся вечер, сидя рядом с Лео (по другую руку от него мама решительно и сердито посадила Эдит), я притворялась, что наслаждаюсь изящными трелями квартета Моцарта. Но на сердце у меня был камень, а затылок горел от гневного и осуждающего маминого взгляда. Я знала, кого она сделает виноватым за все эти дела, как изволил легкомысленно выразиться мистер Рескин.
Неужели мне не было спасения от прошлого? Я знала, что пока я здесь, его не будет. Однако вырваться из Оксфорда самостоятельно я не могла. Нужен был человек, который бы похитил меня. Я представила себя запертой в сундуке или чемодане, который выносят из ворот двора Том-Куод, скрытую от глаз, от этих любопытных надоедливых глаз.
Я боялась, что руки у Лео слишком слабы. Слишком слабы и непривычны, чтобы нести кого-то.
Особенно того, кто отягощен своей ношей.
Вечером, готовясь ко сну, я услышала стук в дверь.
— Это я, — прозвучал тихий голос Эдит.
— Секунду! — Вздохнув с облегчением, я улыбнулась. В присутствии Эдит становилось спокойно на душе и куда-то улетучивались сомнения. Она могла успокоить мои расстроенные нервы, ибо сама я никак не могла отделаться от неприятного осадка после очередного игривого напоминания мистера Рескина, сделанного им перед самым уходом, о нашем завтрашнем «милом чаепитии». — Можешь идти, Софи, — сказала я горничной, которая, сделав реверанс, подобрала упавшие с меня на пол турнюр с сеткой из ленточек, корсет, нижние юбки, панталоны, шелковые чулки, сатиновое платье. Маленькая и хрупкая, как мышка, с вечно усталым выражением на лице, Софи пошатнулась под тяжестью этой ноши. Облачившись в пеньюар, я открыла дверь и впустила Эдит.
— Мне не спится. — Без булавок и заколок ее волосы казались неким ярким электрическим облаком. Отодвинув розовые парчовые занавески полога, стоявшего на четырех столбиках, она плюхнулась на мою кровать. — Тебе понравился сегодняшний вечер?
— Да. — Устроившись за туалетным столиком, я начала вынимать из прически шпильки, которые со стуком падали на маленькое фарфоровое блюдо с волнистым краем, затем стала расчесывать волосы. Впрочем, времени на это потребовалось немного. Хотя мои так и оставшиеся прямыми волосы были не столь густые, как у Эдит, я с удовольствием ощущала их тяжесть у себя на спине. Я посмотрела на свое отражение в зеркале с золотой рамой. — Почему ты спрашиваешь?
— Просто любопытствую.
— Хочешь сказать, беспокоишься?
— Алиса, повзрослев, ты стала невероятно мнительной. — Заблестевшие глаза Эдит расширились, губы как-то странно поджались, будто она удерживала во рту пригоршню камешков.
— Я и всегда была мнительна. А ты никогда не умела лгать. Ведь тебя прислала ко мне мама, не так ли?
Сестра свесила с кровати свои белые ноги и вздохнула.
— От тебя ничего не скроешь, Алиса. Ты в этом отношении, как мама.
— К несчастью для меня. — Оставив расческу на туалетном столике, я села рядом с сестрой и потянула ее за руку вниз. Мы улеглись, уставившись в полог над кроватью. — Ну что ее беспокоит на сей раз? Я пролила пунш? Разорвала платье? Выдала месторасположение семейного склепа? — Что тревожило сейчас маму, я, конечно, знала, но мне хотелось рассмешить Эдит.
И мне это удалось.
— Алиса! — весело и мелодично засмеялась сестра, будто снова стала девочкой, что мне и было нужно. Слыша ее заразительный смех, расхохоталась и я.
— Ну разве не хорошо? — грустно вздохнула я, когда мы уже устали от смеха.
— Очень. — Эдит с довольной улыбкой склонила голову мне на плечо.
— Как будто мы снова девочки у себя в детской и рядом с нами Фиби, милая Фиби. Она так постарела. Как она справляется с Вайолет?
— Ей нелегко. Вайолет всем верховодит — настоящая маленькая тиранка.
