Виллему ничего этого делать не умела. Сейчас она казнила себя за то, что дома постоянно отказывалась от выполнения хозяйственных работ. Она чувствовала себя ужасно беспомощной. Частично это объяснялось тем, что она никогда не была расположена к этим так называемым женским занятиям. Она инстинктивно считала для себя противоестественным знать то, как проще и красивее заправить кровать, следить за тем, чтобы в комнате не было пыли, изящно заштопать носок. Не знала она и как получать приказы и распоряжения. «Удивительно, как могут отражаться в потомках дела и поведение предков. Мои предки по бабушке были людьми, отдававшими приказы. Высокие офицерские чины, фельдмаршалы, графы… Это сидит во мне! Каким-то сверхъестественным способом их профессиональные навыки через поколения перешли мне в наследство, причем так, что все мое существо сопротивляется, когда кто-нибудь приказывает мне. Не то, чтобы я хотела отдавать приказы сама, не то, что чувствую себя особенно не хорошо в положении подчиненного. Такое давление порождает во мне одно лишь яростное сопротивление. Я становлюсь такой желчной, что мне становится стыдно перед самой собой».
Но и хозяева здесь исключительно несимпатичны, думала она. Особенно хозяйка со своими вытаращенными глазами и усищами.
Всякий раз, как только Виллему приступала к чистке одежды в шкафу, хозяйка усаживалась на стул, держа в руке заостренную школьную указку. Ею она колола и шлепала Виллему и указывала ей на пылинки и пятна, которые та случайно пропустила при уборке. С огромнейшим наслаждением старая карга почти бессловесно дирижировала действиями девушки, посылая ее то туда, то сюда, отдавая при этом только резкие лающие приказы. На ее дряблых губах в это время играла торжествующая, презрительная ухмылка. Виллему, выдерживая издевательства, вынуждена была прибегнуть ко всей своей силе любви к Эльдару.
Внутренне она очень хотела, чтобы он гордился ею. Его присутствие было единственным, что поддерживало ее.
В Тубренн довольно часто приезжали гости, и уже в первую неделю ее пребывания в усадьбе там побывали несколько соседей. И хозяин, и его жена с гордостью показывали гостям Виллему, которая старалась производить на тех приятное впечатление. Супруга хозяина научила ее искусству накрывать на стол и подавать еду и дала ей другую более темную одежду. Ее прекрасное платье исчезло. Однажды она видела его в спальне хозяев – выстиранное и отглаженное. Виллему была уверена, что никогда ей его не вернут.
Эльдар сумел договориться о том, что он раз в день будет встречаться и разговаривать со своей «маленькой сестрой», ибо он несет за нее ответственность. Они каждый раз встречались на скамейке под деревом. Там их все могли видеть, но никто не мог подслушать их разговор.
Виллему в тот раз, когда Эльдар обратился к хозяйке с просьбой разрешить ему ежедневно встречаться с сестрой, чуть было не совершила грубейшей ошибки. Хозяйка посмотрела на него строго и начала выспрашивать для чего это нужно.
«Я, – отвечал Эльдар, – обещал матери, когда она лежала на смертном одре, позаботиться о Мерете. А такое обещание свято. Вы это хорошо знаете».
«Твоя мама умерла? – чуть было не спросила Виллему. – Я этого не знала. Это случилось недавно?»
Но вовремя удержалась. Она же могла раскрыть секрет брата и сестры!
Они встречались каждый день около четырех часов, когда работа была закончена. Уже на четвертый день Виллему сказала:
– Сегодня ночью я слышала какие-то странные звуки.
– Слышала? – переспросил Эльдар. – Могу себе только представить. Я сплю как убитый.
Снова видеть его – это прекрасно! Ей казалось, что сейчас в этом чужом им мире они близки как никогда. Вид у него был усталый, и не удивительно, работает очень много! Сухие и покрасневшие глаза глубоко запали, а морщины около скул стали резче. Равнодушное презрение ушло, сейчас он, разговаривая с ней, уже смотрит ей в глаза. Раньше он отводил их.
– Слышала, но не знаю, что это было, – продолжала Виллему. – Похоже на рев животного, запертого в помещении.
– Животным здесь живется хорошо, – заметил в ответ Эльдар, – они гладкие и жирные. Но я думаю…
