— Пик, фу! — укоризненно сказал Антон.
Пик мгновенно убрал лапы, сел, ожидая дальнейших указаний.
Касаясь жесткой лоснящейся шерсти, Антон подвел Пика к буму, повелительно выбросил руку.
— Вперед!
Ощупывая когтями холодное скользкое дерево, Пик уверенно поднялся по наклонной, вышел на ровный брус.
— Сидеть!
Пик удобно уселся, поджав задние ноги, готовый, немедленно перебросить тяжесть тела на передние. Но проводник подал другую команду:
— Лежать!
Собака послушно вытянула передние лапы.
Команды следовали одна за другой.
Разбежавшись, Пик взлетел в воздух, повис передними лапами на барьере, уперся задними и перемахнул препятствие.
— Привет, лейтенант! — сказал вошедший в питомник старший инструктор Афанасьев, сухощавый, немолодой человек с сосредоточенным лицом и неулыбчивыми серыми глазами. Впрочем, сейчас на тонких губах старшего лейтенанта блуждала легкая улыбка. Это было так неожиданно, что Антон, поздоровавшись, поинтересовался:
— Андрей Николаевич, случилось что?
— А? Да нет, ничего. — Афанасьев взглянул на Петрова, словно прикидывая, поймет ли он, и опять удивил незнакомой мягкой усмешкой. — Понимаешь, встреча у меня сейчас какая была!.. Работал я проводником с Арсом, до тебя еще, ты его не знаешь. Восемь лет работал. А полтора года назад выбраковали мы его — слышать плохо стал, поизносился. Продали в универмаг. Кража у них там была, вот они собаку и попросили. На ночь оставляют. Слух у него неважный, а нюх — дай бог каждой медалистке! Жалко, конечно, было — привык я к нему, как ни говори. По телефону когда спросишь, как он там, а смотреть — ни разу не посмотрел. Зря это — собаку тревожить, пусть уж к новому скорее привыкает. Долго, говорят, скучала... Ну, вот. А сейчас иду мимо универмага, только это с угла повернул — собачища как на плечи прыгнет и лижет, и лижет! Арс! Тот-то, кто вел его, перепугался: первый раз это у него, чтобы собака к кому то бросилась. Народ смотрит, а я, знаешь, сухарь сухарем вроде, а тут расстроился. Арс, говорю, Арс!..
— Еще бы! — поддакнул Антон. — Вот мой Пик...
— Пик молодой, — перебил Афанасьев, — а это ведь столько времени прошло! Верное, брат, сердце у собаки — друг! Ты про собаку путешественника Седова читал?
— Нет, — смутился Антон.
— Обязательно почитай — полезно знать. Был у него в собачьей упряжке вожак — Фрам, любимец его. Так вот, когда Седова похоронили на острове Рудольфа, Фрам этот остался на могиле хозяина, не пошел со всеми. Представляешь: безлюдный обледенелый берег, могила и рядом собака, сама на смерть осталась. Не каждый человек на такое отважится!..
И, словно устыдившись своей растроганности, будничным, суховатым тоном Афанасьев осведомился:
— Ну, как тут у нас — все в порядке? Андрианыч ушел?
— Насмешил ныне Андрианыч, — улыбаясь, вспомнил Антон.
— Что так?
— Подошел я к питомнику, слышу, кто-то разговаривает. Я еще удивился — рано больно. Приоткрыл дверку, смотрю: ходит старый, прибирает в клетках и командует. Все наши команды усвоил: стоять, лежать, на место, вперед. Даже покрикивает. Командует, да так это серьезно, а собаки — ноль внимания. Ну, старик и рассердился, ворчит, слышу: ходи за вами, ироды, а вы без всякого уважения.
— Петров! — громко крикнули за забором. — К майору!
Чугаев пригласил стоящего навытяжку лейтенанта сесть; секунду-другую его узкие глаза оценивающе а упор разглядывали Антона.
— Так оно... Как настроение?
— Отличное, товарищ майор!
— Дело такое. В Рязановской школе похищен сейф, в нем полторы тысячи — месячная зарплата всех учителей. Поезд через сорок минут. Поедете один, на месте вас ждет капитан Савин — из райотдела. Помогите ему. Задача: найти не только преступника, но и деньги. Размотать их еще не успели — кража произведена ночью. И, судя по тому, что в деревне никто из чужих не ночевал, — местными. Вопросы есть?
— Нет, товарищ майор!
Через два с половиной часа Антон и Пик спрыгнули со скорого поезда на маленькой, выбеленной снегами станции. Здесь их уже ждали. Горбоносый старик в тулупе уверенно подошел к Антону, поздоровался.
— Выходит, паря, за тобой я — по собаке признал. Эх, добрый песик!
