Меженцев энергично крутнул рукой — пошли!
Пик, уже поборовший минутную любовную вспышку, летел к флигелю, стоящему в глубине двора.
В сенях офицеров встретила пожилая женщина. Когда ее спросили, дома ли жилец, она горько вздохнула:
— Дрыхнет, наказанье господнее! Замаялась я с ним!
Митясов снимал отдельную угловую комнату. Меженцев открыл дверь. В лицо ударил тяжелый, муторный запах водочного перегара. Антон, пропустив вперед Меженцева, на секунду замешкался в дверях, ослабил, поводок. Пик рванулся, одним прыжком перемахнул комнату и, кляцнув клыками, рванул спящего на голой койке человека за штанину.
Человек приподнял красные, опухшие веки, вскочил, испуганно и зло закричал:
— Убери собаку! Убери, говорю!..
Антон сказал коротенькое «фу», и Пик, ворча, отошел в сторону, послушно встал у левой ноги хозяина.
— Вы Митясов? — коротко спросил Меженцев.
Все еще испуганно косясь на возбужденную овчарку, Митясов буркнул:
— Ну, я. Дальше что?
— Покажите паспорт.
— Пожалуйста. — Митясов порылся под подушкой, протянул новенький зеленый паспорт.
Меженцев бегло проглядел его, положил на стол.
— Давно из заключения?
— Без году неделя. Месяц.
— Работаете?
— Нет.
— Почему?
Митясов, наконец, оправился от испуга, мутными с похмелья глазами посмотрел на лейтенанта, почесался.
— Работы подходящей нет.
— Где успели напиться?
— В Доме колхозника, — с видимым удовольствием отозвался Митясов.
— Там водку не продают.
— Ну, значит, в другом месте, — невозмутимо согласился Митясов.
— На какие деньги пьете?
— Были, — уклончиво ответил Митясов, снова начиная почесываться.
Внимательно слушая ответы Митясова, Петров пристально всматривался в его опухшее безбровое лицо с расплывшимся на левой щеке шрамом, невольно задавался вопросом: как, каким путем докатывается человек до подобного скотства?
— Куда дели вещи, украденные сегодня на Почтовой? — резко спросил Меженцев.
— Это еще доказать нужно.
Меженцев кивнул на Пика:
— Доказал вон!
Митясов уже без всякой опаски посмотрел на овчарку, равнодушно пожал плечами.
— Это не человек — зверь. Она любого схватить может. Ты докажи!
— Ладно, докажем, — пообещал Меженцев. — Одевайтесь.
Митясов потянул висящий на спинке кровати пиджак. Из кармана, тускло блеснув, выскользнули часы.
Меженцев подхватил их на лету, упрекнул:
— Осторожно надо с вещью, тем более — чужой.
Митясов дернулся — Пик злобно заворчал. Меженцев, словно не заметив порывистого движения Митясова, спокойно читал надпись на крышке:
— «Машинисту И. Г. Колобову — за долголетнюю безупречную службу». Так, сточить не успел?
— Ладно, чего там. — Митясов вяло зевнул. — Веди.
— Может, сразу назовешь сообщника?
— Веди, там погляжу.
Высыпавшие во двор обитатели соседних домов удовлетворенными взглядами провожали маленькую выразительную процессию. Впереди, нахмурив красивые черные брови, ни на кого не глядя, шел молодцеватый лейтенант в синей шинели; за ним, надвинув на. самые глаза кепку, — Митясов; замыкал шествие скромный молодой человек в форменной фуражке и ватнике, на поводу у которого бежала рослая овчарка, не спускающая настороженного взгляда с узкой спины задержанного.
Питомник расположен во дворе управления милиции. Огороженная глухим забором просторная площадка похожа одновременно и на зверинец и на спортивный городок.
Слева, вплотную одна к другой, стоят шесть клеток с зарешеченными проволокой дверьми — вольеры. В них на свежем воздухе собаки отдыхают и едят, переговариваются на своем собачьем языке с соседями. Спят собаки во втором, крытом, отделении, куда ведет просторная лазейка. Там, за этой лазейкой, два помещения: одно легкое, летнее, второе — утепленное, зимнее.
Справа невысокий деревянный бум, двухметровый дощатый барьер, круто прислоненные к стене лестницы. Площадка подметена, снег утоптан множеством лап. Здесь под наблюдением своих проводников, как заправские спортсмены, служебные собаки тренируются.
Пик стремительно вылетел из клетки и, радуясь встрече с хозяином, с размаху вскинул на плечи Антона сильные лапы. Пик, конечно, не знал, что всякие «нежности» со служебной собакой запрещены, что ему предписаны только служебные функции, и смотрел на Антона преданным осмысленным взглядом. «А сахару принес?» — помимо всего спрашивали умные черные глаза.