Выстрел на окраине - страница 15

— Дочь твоя каждый день меня спрашивает: где мать? Где ее могила? — Бледная, с резко обозначившимися скулами Уразова наступала на Гречко, голос ее звенел. — Ведь я знаю, что Кати нет живой! Куда ты ее дел?..

Конечно, такие прямые обращения к допрашиваемому, в обход ведущего допрос, являлись нарушением процессуальных норм и, в частности, очной ставки, но какой следователь, если он — человек прежде всего, подумает об этом? Не думал об этом и молчавший капитан, тем более что, движимая лучшими человеческими чувствами, Уразова задавала Гречко те же вопросы, которые, не присутствуй она здесь, задавал бы сейчас он, капитан милиции Лебедь.

— Вы будете отвечать, Гречко?

— Сейчас не буду... Везите. — В тусклых, глубоко запавших глазах Гречко впервые мелькнуло что-то похожее на любопытство. — Вы же меня арестуете?

— Задержим, — подтвердил Лебедь. — Вот санкция.

— Жену предупредить можно?

— Ее предупредили.

— Так, — словно поставив крест на прошлом, вздохнул Гречко. — Везите.

— Ладно, ладно! — строго говорил в трубку капитан Бухалов, но рыжеватые брови на его посвежевшем, чуточку смущенном лице мягко ползли от переносья. Побегай, смотри только, ноги не промочи. Опять заболеешь... Ладно, ладно!..

— Не сидится парню? — улыбнулся Меженцев.

— Бунтует! — Все еще не снимая руки с телефонной трубки, Бухалов усмехнулся и, словно извинившись за минутное промедление, пояснил сидящему напротив Леониду Уразову: — Сын...

Не обратив внимания на телефонный разговор, Уразов не понял и объяснения. Полный впечатлений от только что состоявшейся беседы, впервые за свою девятнадцатилетнюю жизнь находящийся в милиции, он машинально поигрывал замком «молнии», перерезавшей коричневую кожаную куртку. Сын Дарьи Анисимовны очень походил на мать — те же выдавшиеся скулы, карие глаза. От отца, должно быть, он унаследовал только черные густые волосы да крупные, мужественного рисунка губы. Лицо молодого человека было полно ожидания, захватившие его мысли не мешали ему время от времени бросать на дверь нетерпеливый взгляд.

— Давайте, Гора, — кивнул Бухалов лейтенанту. — Пусть ведут.

Леонид Уразов до отказа задернул «молнию», сцепил пальцы.

Вошел Гречко. На секунду его глаза встретились с устремленными на него глазами юноши и без всякого выражения ушли в сторону.

Скулы у Леонида вспыхнули.

— Когда входят, — здороваются!

— С гражданином начальником я уже виделся, а вас не знаю.

Леонид стиснул зубы. Бухалов коротко предложил Гречко садиться, мельком оглядел его. Ни тени замешательства, неловкости — впечатление такое, словно Уразова не знает на самом деле.

За десять дней, прошедшие после ареста, Максим Гречко внешне изменился: начал отпускать бороду. Редкая, окладистая, почти вся седая, она заметно старила его. На предыдущем допросе Гора Меженцев по молодости не удержался, кольнул: «Что, Гречко, — разжалобить хотите?» Бухалов сделал лейтенанту замечание это его не касалось, но в душе с таким объяснением согласился. По определенным дням в тюрьме арестованных стригут и бреют; борода, кроме того, не шла Гречко, удлиняя его и без того продолговатое лицо, но зато, как и всякая седина, она придавала некоторое благообразие.

Гречко сел на указанный ему стул, против Леонида, прикрыл, словно от солнца, глаза рукой.

— Сейчас проведем очную ставку, — объявил Бухалов. — Я буду спрашивать, вторая сторона выслушивает ответы первой, но не перебивает. Вопросы друг к другу задаются через меня... Вопрос к вам, Гречко: знаете вы сидящего перед вами гражданина?

Гречко отнял руку от лица и ответил раньше, чем успел всмотреться:

— Нет. Понятия не имею.

Леонид с трудом сдерживал негодование.

— Так, — записал Бухалов. — А вы, Уразов, знаете этого человека?

— Еще бы не знать! — вспыхнул юноша. — Сколько ни закрывайся!

— Мне нечего закрываться, — отозвался Гречко.

— Этот человек — муж моей тетки, Екатерины Анисимовны Уразовой. — Леонид перевел дух. — Зовут его, если он забыл, Гречко Максим Михайлович!

— Гречко, теперь вы узнаете своего племянника?

— Нет, не узнаю.

— Память отшибло! — не удержался от колкости Меженцев.