— Так… здесь у нас помидоры, огурцы, перец и зелень, все мытое. Григорий, быстро настругай в какую-нибудь миску салатик, лучок крымский не забудь… Я люблю лучок, а ты? Так, тут у нас кастрюлька с борщечком и пампушки собственного приготовления, еще теплые… Поставь кастрюлю на плиту, подогрей себе. Я это есть не буду, бульон на мясе, а его я не ем. Так… что у нас тут еще? Ага! Картофельно-овощная запеканка с сыром и майонезом и моя фирменная шарлотка, куда я всегда немного добавляю к яблокам и груши. Кажется, все…
Григорий Степанович хотел сказать Надежде что-то обидное, но у него перехватило дыхание от обилия яств. Он и забыл, когда в последний раз ел такую вкусную домашнюю еду.
Через десять минут Григорий Степанович уже уплетал борщ за обе щеки, а Надежда хлопотала около него, как заботливая супруга.
— Хорошо поели? — спросила она у отвалившегося от стола следователя.
— Очень вкусно! Спасибо большое, — ответил он.
— Теперь вы добрый? — решила уточнить Надежда, присаживаясь напротив.
— Так я и знал, что просто так ничего в жизни хорошего не бывает, — вздохнул Григорий Степанович.
— А как же! За все надо платить! — согласилась Надежда, хрустя огурцом.
— И что же вы потребуете за мое чревоугодие, Ситцева?
— Просто Надежда, — скромно представилась она, — а вы недогадливый, товарищ следователь.
— Не может быть! — воскликнул он.
— Еще как может, — вздохнула Надежда.
Григорий Степанович молча встал и вышел из кухни. Надя почему-то решила, что он пошел за оружием, чтобы пристрелить ее и, как говорится, дело с концом. Вместо этого следователь вернулся с телефонной трубкой и маленькой бумажкой в руках.
— Вот, смотри, Ситцева! Это визитка вашего Марко Тозини. Это все, что он оставил мне для связи с собой. Вот при тебе набираю номер… Занят… Набираю второй… — комментировал свои действия следователь, щелкая кнопками. — Здравствуйте, могу я поговорить с Марко Тозини? Что? Кто его спрашивает? Следователь из прокуратуры. Сеньор Тозини лично оставил мне визитку и сказал, что я могу звонить в любое время дня и ночи. Что вы говорите? Ах, сеньор Марко передал все дела своим адвокатам и я могу переговорить с ними? А если он мне нужен лично? Это невозможно? Вы соединяете меня с его адвокатами? Не стоит утруждаться!
Григорий Степанович выключил телефон.
— Все слышали сами? Надеюсь, вы не думаете, что я специально разыграл спектакль? Значит, твой ужин пошел насмарку.
— Нет, я не жалею, что пришла. По крайней мере, я все сделала для Милы, что могла. Совесть моя чиста, да и вас накормила, — вздохнула расстроенная Надежда.
— Горе-то какое! — рыдала Алевтина Юрьевна на плече у Надежды, которая уже думала, что еще немного, и она сойдет с ума.
— Алевтина Юрьевна, ради бога, успокойтесь, что у вас случилось? Что еще такого могло произойти? Зачем вы меня вызвали? Что-то с Камиллой? Где она? Она вышла на работу? — засыпала вопросами мать Милы Надежда, приехавшая по первому же звонку рыдающей Алевтины.
— Столько вопросов, и ни на один я не могу дать вразумительного ответа! Я не знаю, где Мила! Она пропала! — в отчаянии выкрикнула мать Милы.
— Как пропала? Я видела ее несколько дней назад живую и невредимую, — растерянно сказала Надежда, добавив: — Правда, в плохом настроении…
— Вот это ее настроение и вылилось в беду, — шумно вдохнула воздух Алевтина.
— О чем вы говорите?
— Мила, оказывается, подала свои данные в международное бюро знакомств.
— Это я знаю…
— Что вам не сидится на месте? Все ищете приключений, — сокрушенно махнула рукой Алевтина, — так вот, позвонил ей какой-то тип, иностранец, вроде итальянец.
— И что? — напряглась Надежда.
— Собралась и поехала к нему!
— Как это?
— Вот так! Сразу! Паспорт у нее заграничный был, а визу в итальянском посольстве сразу дали, — ответила Алевтина.
— Кто он? Как она могла?! Не сказав мне?!
— Да Мила словно помешалась! Она влетела в квартиру, металась как сумасшедшая, что-то кричала нечленораздельное. Побросала вещи в сумку и умчалась. Ой, что мне теперь делать? — заламывала в отчаянии руки Алевтина.
— Успокойтесь, прошу вас, Алевтина Юрьевна. Мила очень умная женщина. Я уверена, что она одумается и вернется.
