мысли о цветах? И этих вращающихся нимбах на головах у ангелов?
- Оставь это для меня, - шутливо возмутился он, - а то ты такими
темпами скоро начнешь расспрашивать о связи женщины, мира природы и
переработанных отходов.
Я прищурилась.
- Ну я же не Кэролайн. Просто спросила.
- Не знаю я, - он подпер голову ладонями. – Все началось еще с
Майерса. Первые статуи тогда были простыми, в них ничего не двигалось.
Но потом как-то пришла эта мысль, и первый раз я решил сделать что-то
подобное, когда работал над сердцем в руке. Меня заинтересовало, как
движущиеся объекты могут заставить что-то большее выглядеть по-другому.
Благодаря ним все кажется более живым, понимаешь?
Я вспомнила, как смотрела на статую Стеллы в саду, прислушивалась к
тихому перезвону ее волос, и молча согласилась с Уэсом, лишь кивнув в
ответ.
- Так что все-таки ты делала там, в саду? – поинтересовался он.
Кабинка, в которой сидели пьяные студенты, как будто бы замолкла.
- Просто гуляла. С самого первого дня мне очень хотелось посмотреть
на сад.
- Он невероятен, - Уэс глотнул воды. Сердце в ладони выскользнуло из-
под рукава, затем снова скрылось под тканью.
- И к тому же, - добавила я, - он очень отличается от моего дома. У нас
все упорядоченно и организованно, совершенно не так, как у Кристи с
Моникой. Мне нравится этот легкий хаос.
- Когда Берт был маленьким, - Уэс откинулся на спинку стула, - он
потерялся в саду, пытаясь найти короткий путь от дороги к дому. Мы
слышали, как он зовет на помощь, а потом нашли его буквально в паре
метров от стены дома.
- Бедный Берт, - рассмеялась я.
- Он выжил, - фыркнул Уэс. – Он сильнее и умнее, чем кажется. Когда
мама умерла, мы все волновались за Берта, ему тогда еще и тринадцати не
было. Именно он узнал о ее болезни, я тогда был в Майерсе. Но он удивил
всех нас, когда оказался очень стойким и был с ней всегда, даже, когда ей
было очень плохо.
- Наверное, для тебя это было еще труднее, - сказала я. – Находиться
вдалеке…
- Я вернулся домой, когда ей стало хуже. Но я с самого начала
ненавидел эту ситуацию – ужасно быть запертым, когда твоя семья страдает,
а ты не можешь быть рядом из-за собственной глупости. Когда меня
выпустили, я точно знал, что никогда не совершу такой же ошибки снова. Я
должен быть рядом, если что-то случится еще с кем-нибудь.
Официантка подошла к нашему столу с подносом, и мой желудок
сжался, хоть я и не была голодна. Она поставила перед нами тарелки,
спросила, не хотим ли мы чего-то еще, а затем, шаркая, ушла.
- Вот увидишь, - Уэс кивнул на мою тарелку, - это просто взорвет тебе
мозг.
Я посмотрела на него с усмешкой.
- Это вафли, а не второе пришествие.
- Не суди, пока не попробуешь, - заметил он. Я добавила немного масла
на вафлю, затем полила сиропом и отрезала кусочек. Уэс внимательно
наблюдал за мной, пока я подносила вилку ко рту. Он не принимался за свою
еду, ожидая моей реакции. И, знаете, он ее получил. Потому что эта вафля
была хороша. Действительно хороша, черт ее побери!
- Так и знал, - указал он на меня вилкой, очевидно, прочитав мои
мысли. – Не второе пришествие, но нечто похожее, а?
Я положила в рот еще один кусочек, готовая с ним согласиться.
Вспомнив кое-что, я улыбнулась.
- Что?
Опустив взгляд в тарелку, я призналась:
- Ты мне напомнил папу сейчас.
Уэс тоже откусил от вафли, ожидая продолжения.
- Мы никогда не ходили в церковь, хотя мама считала, что нам нужно
это делать, и чувствовала вину за то, что в свое время не убедила нас. А папа
любил готовить завтраки по воскресеньям и всегда говорил, что это его
личная служба, а кухня – его церковь. Он обычно готовил яичницу, бекон,
бисквиты и…
- Вафли, - закончил за меня Уэс. Я кивнула, в горле что-то сжалось. Как
неловко, подумала я, сидеть в «Мире вафель» и вспоминать папу – но, опять
же, рядом со мной был друг, которому можно было доверять! Папе, должно
