– Никто не пострадал, – повторил он. – Ни мисс Йенсен, ни кто-либо другой.
Верду потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя. Затем он медленно встал и выплеснул остатки впеки Камерону в лицо.
– Убирайтесь вон из моего бюро!
Верд дрожал от гнева. Он подошел ближе, размахнулся и ударил Камерона в подбородок. Тог пошатнулся и с трудом удержался на ногах.
– Я не причинил вам никакого зла, – сказал он. – Я сам поступил бы точно так, если бы меня разыграли плохой новостью.
Верд хотел было замахнуться второй раз, но опомнился.
– Почему вы разыграли эту комедию?
– Я должен был установить, кого вы любите больше всех. У меня не было другой возможности сделать это.
Верд не стал задавать больше вопросов.
– Убирайтесь! – сказал он сквозь зубы.
Камерон открыл дверь.
– Я ухожу. Но я опять приду, и довольно скоро.
Войдя в комиссариат, он сразу положил листок шефу на стол. Три фамилии были вычеркнуты, а из оставшихся трех одно было вписано во время разговора с Вердом. Это были: его жена, его мать, Мартина Йенсен.
– Я не очень хорошо понял, – огорченно проговорил Камерон, – кого он больше любит: законную жену или ту, о которой проявил большую тревогу, – Мартину Йенсен? Я совсем не психолог.
– Послушайте, занимайтесь своей работой и выбросьте из головы все лишнее, – буркнул шеф недовольным тоном. – Конечно, эта та самая, о которой он особенно беспокоится. Простой здравый смысл подсказывает это. Вообще, то обстоятельство, что кроме жены он имеет любовницу, говорит за то, что любовницу он любит больше. Если бы он больше любил свою жену, то у него не было бы надобности иметь любовницу. Ясно?
Шеф вычеркнул два имени и вернул листок Камерону.
– Мартина Йенсен. На ней вы должны сконцентрировать свое внимание. И немного поторопитесь.
На следующий день Камерон снова зашел в приемную Верда.
Секретарша была холоднее, чем прежде.
– Очень жаль, но мистер Верд не примет вас. Я получила от него строгое приказание. Если вы возражаете…
Камерон не возражал. Он позвонил из холла в рабочий кабинет шефа. Шеф позвонил Верду, а потом позвонил в холл Камерону.
– Можете зайти к нему, – коротко сказал он. – Я замолвил за вас словечко.
Секретарша даже не посмотрела на него, молча открыла дверь в кабинет Верда.
Верд тоже был обижен из-за вчерашнего инцидента. – Садитесь, – неприветливо сказал он.
Камерон сел.
– Вы не возражаете побеседовать со мной?
– Я уже получил указание, – кратко ответил Верд.
– Очень важно, чтобы вы поверили всему, что я скажу.
– Я оставлю за собой право сомневаться.
– Она включена в список смертников. Там не стоит ее имени, но это несомненно будет Мартина Йенсен. Если вы согласитесь безоговорочно помогать нам, то, я пола* гаю, можно обещать вам, что с ней ничего не случится. Наше единственное преимущество состоит в том, что мы знаем дату, на которую запланировано убийство. Это тридцать первое мая. Либо преступление совершится тридцать первого мая в течение двадцати четырех часов, либо вообще не совершится.
Верд пробормотал что-то неразборчиво.
– Что вы сейчас сказали?
– Фантастично.
– Я вижу, что вы мне не верите.
– У меня во всем мире нет врагов.
– Никто не может с уверенностью утверждать это. Вы можете даже не знать, что у вас есть враги.
– И каков же мотив этого? Шантаж?
– Я назвал бы это местью, но это не совсем так. Если один человек непреднамеренно причинит другому зло, тот может, потеряв рассудок, жаждать мести. Такое, пожалуй, лучше назвать мстительностью сумасшедшего.
– Кто он? – с насмешкой спросил Верд.
– Вы его пока не знаете. – Камерон помедлил: – Пока не знаем.
– Вы знаете его мотив. Вы знаете, что он душевнобольной. Вы знаете точную дату, когда он совершает преступления, и время его действия – двадцать четыре часа. Однако вы не знаете, кто он. Я назвал бы это хорошей работой полиции. Почему же вы начинаете дело не с того конца?
– Иногда мы не имеем другой возможности. К счастью, не часто. Но именно в данном случае…
Он помедлил, ожидая, что Верд станет возражать. Но Верд молчал. В углах его рта застыла ироническая улыбка.
– Вы должны нам помочь, – настаивал Камерон.
– Я чувствую себя немного старым для такого ребячества.
