Бонапарт уведомил собравшихся на рассвете генералов, на которых он мог особенно положиться, — Мю-рата и Леклера, женатых на его сестрах, Бернадота,
Макдональда и других, — а также многих офицеров, которые пришли по его приглашению, что настал день, когда необходимо «спасать республику». Генералы и офицеры сообщили ему, что он может полностью рассчитывать на их части. Вскоре возле дома Бонапарта выстроились колонны войск. В это самое время, в наскоро созванном с утра Совете старейшин, его друзья проводили декрет, принятия которого ожидал Наполеон.
Дело происходило так. Некий Корне — преданный Бонапарту человек — заявил в Совете старейшин, который был в значительной степени представлен средней и крупной буржуазией, что готовиться «страшный заговор террористов». Он стал говорить о близкой гибели республики от этих коршунов, которые готовы ее заклевать, и тому подобные вещи. Корне не назвал ни одного имени, не конкретизировал свои сообщения, а в конце речи предложил немедленно вотировать декрет, по которому заседание Совета старейшин и Совета пятисот, у которого даже не спросили мнения, перенести из Парижа в Сен-Клу, расположенный в нескольких километрах от столицы. Подавление «страшного заговора» он предложил поручить генералу Бонапарту, который должен быть назначен начальником всех вооруженных сил, расположенных в столице и ее окрестностях.
Этот декрет был принят как теми, кто прекрасно понимал для чего он предназначен, так и теми, для кого он был полной неожиданностью, так как протестовать никто не посмел. Декрет сейчас же был передан генералу Бонапарту.
Перед тем как разогнать оба законодательных собрания, их заседания были перенесены в Сен-Клу, чтобы избежать выступлений рабочих предместий и плебейских масс, которые на угрозу разгона народных представителей отвечали: «Скажите вашему господину, что мы здесь по воле народа и уступим только силе штыков». У всех было еще свежо в памяти, что после этих слов Людовик XVI побоялся послать «штыки», которые вскоре обратились против Бастилии и полуторатысячелетняя монархия была раздавлена народными массами. Все помнили, как были задавлены жирондисты, как в прериале 1795 года народ носил на пике голову члена термидорианского Конвента и показывал ее другим членам Конвента.
Прекрасно это понимал и сам Бонапарт, а поэтому он не решился сделать в Париже то, что сам задумал. Это казалось ему слишком опасным, а поэтому место основных действий было перенесено в провинциальный городок, где единственным большим зданием был дворец — один из загородных дворцов французских королей.
Вначале действие разворачивалось так, как планировал Бонапарт. Внешне все выглядело законно, и он на основании декрета объявил войскам, что отныне они поставлены под его команду и должны «сопровождать депутатов в Сен-Клу*.
Затем он повел войско в Тюильрийский дворец, где заседал Совет старейшин, и окружил его. После этого Бонапарт вошел в зал заседаний в сопровождении нескольких своих адъютантов. Он никогда не умел говорить публично, и поэтому произнес довольно бессвязную речь. В ней были такие слова: «Мы хотим республику, основанную на свободе, на священных принципах народного представительства... Мы ее будем иметь, я в этом клянусь». После этого он вышел на улицу, и войска встретили его приветственными возгласами.
Неожиданно к нему приблизился некто Ботто, которого послал Баррас, обеспокоенный тем, что Бонапарт до сих пор не позвал его. Увидев Барраса, Наполеон громко закричал, обращаясь к нему как к представителю Директории: «Что вы сделали из той Франции, которую я вам оставил в таком блестящем положении? Я вам оставил мир — нахожу войну! Я вам оставил итальянские миллионы, а нахожу грабительские законы и нищету! Я вам оставил победы — нахожу поражения! Что вы сделали из ста тысяч французов, которых я знал, товарищей моей славы? Они мертвы!» И дальше он вновь повторил свои слова о том, что стремится к республике, которая будет основана «на равенстве, морали, гражданской свободе и политической терпимости». Все произошло быстро и без каких-либо затруднений — даже не пришлось никого убивать или арестовывать. Директория была ликвидирована. Сиейес и Роже-Дюко сами были в заговоре, Гойе и Мулен, видя, что для них все пропало, молча пошли за войсками в Сен-Клу. К Баррасу направили Талейрана с приказом заставить его подписать заявление о собственной отставке.
