Еще через полгода она уяснила, что мнимая колея и якобы замкнувшийся круг на самом деле были точкой невозврата. И, смеясь, удивлялась не тому, как плохо знали ее люди, а тому, что сама себя не знала совсем. Но эти шесть месяцев еще надо было просуществовать — секунда за секундой. Тогда Катя могла поверить, будто колея и круг — это одна точка, и в ней гордому человеку не возбраняется оказаться загадкой для собственного разума. Она как-то привыкла к дичи, всплывающей из ничего и не имеющей отношения к реальности. Только в то, что когда-нибудь тихонько вернется физическая способность не засмеяться, нет, просто рассеянно улыбнуться, веры не было.
Когда Трифонова еще жила дома, училась в школе и раз в неделю ходила в библиотеку менять книжки, она читала мемуары умудренной нелегкой и долгой жизнью, талантливой и остроумной женщины. К трехсотой странице девочка была готова сотворить из автора кумира. И тут увидела фразу: со мной была такая-то, мы с ней тогда приятельствовали. Разочарование наступило немедленно, но паникой не обернулось. Так, очередное подтверждение известного каждому ребенку факта: люди старше двадцати, независимо от интеллекта и чувства юмора, моральные уроды. Человечество состояло из друзей и врагов. От первых не было никаких тайн. С ними ржали над учителями, им жаловались на мам, пап. А главное — доверяли имена любимых мальчиков и передавали каждый нюанс свиданий и нечаянных встреч. О вторых безжалостно сплетничали. В лучшем случае не общались, в худшем могли и подраться. Дружба была на всю жизнь. Если приходилось ссориться, зачисляли друг друга в лютейшие враги. Слово «приятельница» выдумали трусы. Определили так потенциальных предательниц, которым нельзя доверять. Столкнулись две женщины на улице под дождем, ругнули погоду. И все, надо бежать дальше. Ты про свое отношение к каплям с неба, под которыми впервые целовалась, не скажешь. А она промолчит о том, как маленькой пряталась в шкаф, боясь грозы. Зачем нужно такое общение? Выходило, что литератор, которую суровая читательница почти зауважала, через годы оскорбляла тогдашнюю подругу. Открещивалась от искренней веры в нее. И лукаво не желала написать, дескать, эта мерзавка разболтала мои секреты врагам, и теперь сама такая, и я ее ненавижу. Или не хотела признаться, что все наоборот? В любом случае Катя решительно закрыла хорошую книгу. Она полагала, что уличила писательницу во лжи. Гарантий, что все остальное — правда, не было. А сказки она могла найти под другими обложками.
Но вечные дружбы рассыпались в прах, стоило уехать в Москву. Уже через год лучшие подруги не могли взять в толк, о чем Катька разглагольствует наездами. Пошушукались — воображает. Назвали отрезанным ломтем и занялись своим делом: принялись хомутать под залет парня с работой и жить по-человечески. Считалось, что Трифонова помыкается в громадном муравейнике и вернется домой. Разве в столице медсестер нет? Добро бы в артистки подалась. Явится обратно на родину, а и тут ей пары нет: кто не успел, тот опоздал.
Общежитие учило: не позволяй, чтобы тебе от скуки лезли в душу. И не заглядывай в чужую, распахнутую, когда ее тянет проветриться. Можно было, конечно, уважить порыв. Но Катя быстро сообразила, что люди открывают всего лишь форточку, за которой плотная штора лжи. И перестала соблазняться. На работе все завидовали всем и при этом считали себя пупами земли. И везде сказанное не просто могло, а обязательно использовалось против тебя в людском суде.
В общем, настал день, когда Трифонова размечталась о доброй приятельнице. Как хорошо искренне трепаться о сиюминутном, не заводя человека в таинственную глубину своего прошлого. Не надо тревожиться, что он примет чистый омут за грязное болото и выскажет свое мнение тем, кто никогда не услышит твоего, но дорог тебе. Как здорово надеяться, что твое общество ценят хотя бы столько минут, сколько длится разговор. И еще приятельство — вероятная дружба. А если она не состоится, то и не горько, и не больно — никто тебя не предавал. Катя жалела, что не дочитала ту книгу. Разумеется, ее можно было отыскать — Катя помнила и название, и имя автора. Но что-то ее удерживало. Наверное, она была еще слишком молода для того, чтобы самой себе признаваться в глупости. Зато, как случается только в молодости, когда даже неприятности — это шанс получить желаемое, и усталость от обломов еще не лишила энергии, яростные мечты исполняются.
