Время для звёзд. Небесный фермер - страница 11

К тому же об основных целях проекта «Лебенсраум»9 наверняка знают все.

Ни па, ни ма о первом дне мы ничего рассказывать не стали. Родителей не следует огорошивать событиями такого рода; они сразу взбрыкивают и кидаются выдумывать всяческие запреты. Мы просто сказали, что тесты будут продолжаться еще один день и что пока нас никто с их результатами не знакомил.

Доктор Арно, казалось, нисколько не удивилась, когда мы сказали ей, что знаем, каков расклад, и даже когда я выложил то, что мы считали, будто жульничаем, а псе оказалось совсем не так. Она только кивнула и промолвила, что им было необходимо создать у нас впечатление обыденности происходящего, даже если обеим сторонам и придется слегка покривить душой.

— Я обладала определенным преимуществом — в моем распоряжении были детальные характеристики ваших личностей, составленные на основе проведенных тестов, чем я и руководствовалась, — добавила она, — В психологии нередко возникает нужда идти кружным путем, чтобы установить истину. Сегодня мы будем с вами действовать более открыто, — продолжала она, — мы устроим вас так, чтоб вы не видели друг друга, но в то же время находились в пределах хорошей слышимости. Я же собираюсь поместить между вами звукоизолирующий экран, который будет включаться и отключаться через неизвестные вам интервалы.

Да, на второй день все у нас шло со скрипом. Естественно, мы напрягались, и, естественно, у нас ничего не получалось. Однако доктор Арно не проявила ни малейших признаков тревоги, точно так же, как и доктор Лихтенштейн — «доктор Мейбл» Пата. Она предпочитала, чтоб к ней так и обращались — доктор Мейбл; она была низенькая, толстенькая, моложе доктора Арно и славненькая, насколько может быть славной женщина, внешне похожая на диванную подушку. Только потом мы узнали, что она босс этой исследовательской группы и ее хорошо знают в научном мире. «Смешливая толстушка» — такова была ее роль, которую она играла, чтобы успокоить простых смертных, в данном случае меня с Патом. Полагаю, это доказывает, что не следует обращать внимания на красоту упаковки, а лучше повнимательнее вчитываться в то, что напечатано на ней петитом.

Так что она хихикала, доктор Арно демонстрировала серьезность, мы же никак не могли понять, читаем мы мысли друг друга или нет. Я слышал шепот Пата — нам сказали, что мы можем шептаться хоть до посинения, — а он слышал мой, но иногда эти звуки как бы «бледнели». Я был уверен, что у нас ничего не получается — я имею в виду телепатию, так как все шло как обычно, совсем как в школе, когда мы с Патом обменивались подсказками на уроках, и нас никто не мог на этом застукать.

Наконец доктор Мейбл хихикнула особенно застенчиво и сказала:

— Думаю, на сегодня хватит. Как вы полагаете, доктор?

Доктор Арно согласилась, а мы с Патом вскочили как ошпаренные и поглядели друг на друга. Я буркнул:

— Кажется, то, что было вчера, оказалось случайностью. Думается, вы в нас разочаровались.

Доктор Мейбл подскочила как кошечка, увидевшая нечто непонятное. Доктор же Арно ответила совершенно спокойно:

— Не знаю, чего ожидал ты, Том, но в последний час вы с братом были намертво звукоизолированы друг от друга, пока проходили тесты.

— Но я же слышал его!

— Конечно, слышал. Но не ушами. Мы вели запись по обе стороны звукового экрана. Если хотите, мы проиграем вам часть этой записи.

Доктор Мейбл хихикнула:

— Отличная идея.

Словом, так они и сделали. В начале записи были слышны все четыре голоса — это они объясняли, чего хотят от нас. Потом пошло только наше перешептывание — мы читали друг другу отрывки диалогов из «Комедии ошибок». Должно быть, на нас были нацелены параболические микрофоны, так как наш шепот звучал не хуже завываний штормового ветра.

Постепенно шепот Пата затих, а мой продолжал звучать, отвечая мертвой тишине.

Мы подписали исследовательский контракт с Фондом, и па скрепил его своей подписью… правда, после довольно долгого спора. Он считал чтение мыслей делом нестоящим, чего мы не стали оспаривать, ибо главным доводом в нашу пользу было то, что денег в семье как всегда не хватало, а эта работа оплачивалась куда лучше любой каникулярной работы, которую мы могли получить; за нее платили так здорово, что мы могли надеяться поступить в колледж, даже если не сразу получим там стипендию.